Старик Медников — врач-психиатр и старый Алькин знакомый. Сошлись они анекдотично. Алик вообще поначалу принял психиатра за обыкновенного бомжа. Подошел в скверике на Пушкинской такой дедушка и предложил сто граммов водки в обмен на пиво. Алик, как раз, разобравшись с трудами праведными, присел отдохнуть с двумя бутылками. Натуральный обмен случился быстро, а с ним и знакомство завязалось.
Сейчас же, балансируя по обледенелой дорожке, Алик двигался по направлению к окраинной, когда-то старой заводской больнице. Трехэтажное краснокирпичное здание, причем третий этаж аляповато достроен скорее всего в среднесоветское — сороковые-пятидесятые — время. Кирпич клали кое-как, и со стороны казалось, что покосившаяся надстройка вот-вот развалится. Там, под самой крышей, и практиковал психиатр Медников.
Алик поднялся по старинной лестнице и остановился у бледно-голубой двери с написанной от руки табличкой. Рядом, на стуле, сидел мальчик лет пяти-шести.
— Есть там кто-нибудь? — спросил Алик, кивнув на дверь. Мальчик поднял глаза.
— Мама...
— Твоя мама?
Тот кивнул.
— Ладно, будем ждать...
Он сел рядом и достал из рюкзака свежий номер "Таблоида". Других газет Алик давно не видел и в руках не держал.
Ожидание затягивалось, и он нервно посматривал на часы. Читать в родной газете нечего, а свои тексты — сократили или нет, а если да, то насколько серьезно — Алик пробежал глазами за пару минут. Можно было пойти на улицу, но там — лед под ногами и ветер, да и рассматривать особенно нечего. В больничном городке кроме краснокирпичной трехэтажки есть длинное, грязно-желтое гинекологическое отделение, морг и деревянные кухонно-складские постройки. До ближайшей остановки — минут десять пешком, до ближайшего метро — восемь остановок на трамвае. Мертвое местечко. Еще, правда, в пятнадцати минутах ходьбы — старое заводское кладбище.
Наконец из кабинета вышла сгорбленная дамочка. Лицо — это сразу бросилось в глаза — заплаканное, тушь потекла и застыла абстрактными пятнышками на нижних веках.
— Там свободно?
Женщина кивнула, не проронив ни звука.
— Здравствуйте, Яков Маркович, — Алик просунул голову в дверной проем.
Старик Медников что-то писал в медицинской карте и, приподняв глаза, улыбнулся, резко обозначив все свои морщины.
— Заходи, заходи, дорогой. Что, проблемы какие-то? Черти уже по ночам являются?
— Переплюнь, Маркович! Пока что все в порядке.
— Что же тогда привело? — Он с неудовольствием еще раз заглянул в карту и захлопнул ее, махнув рукой напоследок.
— Производственная необходимость.
— Какого свойства?
Алик достал диктофон и блокнот с ручкой.
— Собрался я, Яков Маркович, цикл статей по поводу наиболее характерных современных психических расстройств написать. Может, поспособствуешь? А я, — следом из рюкзака появилась бутылка водки, — в долгу не останусь...
— Хе-хе... Предлагаешь, значит, врачебную тайну раскрыть?
— Побойтесь Бога, доктор! Все имена и даже косвенная конкретика будут изменены.
Медников закрыл кабинет на ключ и достал стаканы.
— А что далеко ходить? Вот только что ушли мамаша с сыночком — любопытнейший случай...
— Ты имеешь в виду эту потасканную тетку?
— Ох, жестокая молодость, — Медников покачал головой, разливая водку, — эта тетка скорее вашего поколения, юноша. А мне она если не во внучки, то уж в очень поздние дочери только годится...
— В чем же причина такой катастрофы ее внешности? — Алик, влив в себя водку, резко выдохнул и поставил стакан на стол.
— Апельсинчиком закуси... Причина — в сыне. Мальчишке уже почти год каждую ночь снится один и тот же кошмар — будто он падает вместе с какой-то очень молодой женщиной с крыши большого-большого дома. И она разбивается, а он — нет...
— И что, Яков Маркович, мальчишка действительно ясновидящий?
— Мне трудно судить об этом на все сто процентов, так как парень очень замкнут...
Медников, раскрасневшийся от водки, расстегнул верхнюю пуговицу голубой рубашки. Рубашка старая, это видно даже издалека — воротник на сгибе истерт так, что, кажется, вот-вот отвалится сам собой. Маркович вообще — хрестоматийная иллюстрация "ботаника". Рубашка вот эта, очки на засаленной бельевой резинке, коротковатые бежевые брючки и антикварные сандалии на маленьких, скорее подростковых, чем старческих, ступнях. То есть по улице он пока в сандалиях не передвигается, это, что называется, "офисный стиль" врача-психиатра окраинной поликлиники. Домой старик явно не торопится, ведь ждут его там только состарившаяся сестра и полупарализованная девяностовосьмилетняя мама. Впрочем, мама не узнает своих детей еще с конца восьмидесятых годов прошлого века.