Подойдёт...
Лишь объятья,
и ты — как не ты.
И вселенная рушится,
и поцелуев крещендо,
и распята душа
на державном кресте красоты.
Этот вкрадчивый голос,
как шелест
весенней березы,
заманиха — и только,
цветущая глубь чарусы...
И гранаты в ушах,
и улыбки —
на полном серьезе,
и огромные
томные очи
больной бирюзы.
Взгляд всевидящ —
куда б ни пошёл я,
куда б ни поехал,
вслед — по снегу,
в туман или вёдро —
я слышу всегда:
"Милый, где ты?.."
И я возвращаюсь
крутящимся эхом,
пить глаза,
в ласку рук зарываться, —
как в мех —
в холода.
И когда, отражаясь,
зрачки жжёт
блаженное тело
розовее зари!
Да простят мне мое забытье!
Как под солнцем такыр,
в жестких трещинах —
грудь — до предела,
постигаю ошибку
и вновь совершаю ее.
Замечаю, что
существованье порою артельно,
удивительно —
хочешь не хочешь,
крепись и владей...
И горит моя жизнь,
как свеча
в беспредельной молельне,
сердцевина горит,
оплывая
не воском,
а кровью моей.
Подноготная власть
женской силы —
от пылкого вздоха
умирать,
воскресать незаметно,
бессчетно на дню.
Очень странно,
неужто
становимся вязом-рассохой
на едином стволе,
на одном глубочайшем корню?
А она —
над снегами подснежник!
И вот постепенно
из-под кисти снующей
уже проступают уста...
нежный,
ласковый всполох,
томленье,
и вдруг перемена, — переходит
в блистанье искусства сия нагота.
Соучастие двух.
Я молчу,
прячу радость и лихо.
И я слушаю
долгий и вечный,
земной и грудной,
завлекающий, стонущий
голос ночной соловьихи:
это ты,
это ты,
это ты,
ненаглядный ты мой...
ОЛЬГЕ
Как сладкий сон на рассвете,
как радостная волна,
как в море попутный ветер —
ты мне нужна.
Как озими — солнце в небе,
как соколу — вышина,
как мёд цветов, что целебен,-
ты мне нужна.
Как стлань в пути по трясине,
как музыке — тишина,
как ширь языка России —
ты мне нужна.
Как яхонта излученье,
как праздничный звон вина,
как вечное вдохновенье —
ты мне нужна.
Мне так тебя недостает,
что, кажется, я упаду до срока,
как дерево, лишенное щедрот
земли, ее живительного сока,
что из души ушло тепло,
в ней — пустота — и мысль любая канет,
как будто время выгрызло дупло,
беда подует — и меня не станет...
КОНЦЕРТ ЕЛЕНЫ ОБРАЗЦОВОЙ
Я морем был,
вечерним морем был,
кругом меня вздымалась пена рук,
я вслушивался,
вместе с бурей плыл,
а голос пел о горечи разлук.
А голос пел,
он в сердце мне вплывал,
негаданно звучал,
мерцал, как зной,
пронизывал консерваторский зал —
и вырывался на простор земной.
А сцена наплывала кораблем.
Сиянье
горделивой головы.
Дымилось платье на ветру крутом.
На ростре — впереди стояли Вы.
И поднимали волны синевы,
так мнилось,
палубу и вихорь следа...
Рояль звучал, и пели Вы,
Самофракийская Победа!
***
Однажды степь умерла.
Погасли цветы и бежали звери,
над черствым пространством серая мгла,
в ней горе невидимо, скрыта потеря.
Сгинули
мчащиеся ястреба,
озер камышовый и синий трепет,
воздух, пересыпающийся, как пепел,
в солнечной дрожи хлеба.
Сгинуло
пиршество летней поры,
эхо не движется над равниной,
ни ястребиной брачной игры,
ни переклички перепелиной.
Ах, под солнцем вилась кутерьма,
ликовала, светилась тут самая малость...
Не приложу ни рук, ни ума —
куда это все девалось?
Выгорело?
Выморозили внезапно ветра?
От радиации мертвым стало?
Ни полымя перекидывающегося пала,
ни гололеди,
ни взрыва атомного ядра...
А степь умерла.
Только зренье моё, наподобье сверла,
к горизонту тропу всё сверлило, сверлило,
а по ней в платье ситцевом, тепла и смугла,
она, не оглядываясь,
навсегда уходила.
Николай Переяслов ЖИЗНЬ ЖУРНАЛОВ
"СЕВЕР", 2002, № 1+2+3
Самый "горячий" материал номера — это, на мой взгляд, довольно обширная беседа журналистки Людмилы Антиповой с Львом Гумилёвым и Дмитрием Балашовым, помещенная под названием "В какое время мы живем", и примыкающая к ней статья заслуженного врача Карелии В.В. Мальцева "Что век грядущий нам готовит?", в которой он на основе гумилевской теории этногенеза судит о нашем прошлом, настоящем и даже пытается заглянуть в будущее. В частности, размышляя над таким важным для всех нас вопросом, как то, случайно ли почти в одночасье рухнул создаваемый в течение семи десятилетий социалистический строй, он пишет: "Этнос, как человек, — рождается и взрослеет, живет и умирает. Жить он стремится как можно дольше. Однако продолжительность и качество всей жизни и особенно созидательных периодов и этноса, и человека зависят от многих условий, в частности от состояния здоровья. Наш этнос с самого начала своей жизни оказался больным очень тяжелым и опасным заболеванием, которое называется культ личности". Именно это заболевание, на взгляд Мальцева, и оказалось губительным для нашего этноса, ибо оно "характеризуется не только тем, что разрушает организм в самый активный период жизни, но и тем, что способно давать метастазы и рецидивы, то есть ведет себя как злокачественная опухоль, от которой очень трудно избавиться..."