— О, Великий Кувшин и рядом стоящие Горшки! — воскликнули в один голос Ночная Ваза, Горшок Для Пищи и недоделанные чаши и сосуды. — Мы давно смотрим на вас и восхищаемся вашим совершенством! Вы — высокие и несравненные! Мы поклоняемся вам!
И они действительно поклонились. Многие при этом потеряли равновесие, покатились по полу и по столу и, упав либо стукнувшись о твердые каминные кирпичи, разбились. Больше они не подавали голоса. Оставшиеся в живых же вдруг совершенно изменили свое отношение к вышестоящим и закричали:
— О, ничтожные негодяи! Кто вознес вас на такую высоту? Попадитесь вы нам — мы бы вас проучили! Смотрите — наши товарищи из-за вас превратились в черепки! Или вам там, сверху, не видно? Так спускайтесь, и мы покажем вам! А не спуститесь — мы сами до вас доберемся!
И они в самом деле полезли. Лезть, однако, было очень трудно, поэтому для многих даже первый самостоятельный шаг оказывался роковым. По всей мастерской поднялся шум и грохот невообразимый. Горшки и вазы, стоявшие на верхней полке, дрожали от страха и не знали, что делать. И тогда любимый кувшин мастера скомандовал им:
— За мной!
И бросился вниз. Горшки и вазы, с одной стороны, были так привязаны к нему, а с другой — так боялись за себя, что последовали за кувшином не раздумывая. Через миг их не стало. Но не стало и многих из тех, кто шли на штурм верхней полки, — падающие увлекли их за собой. Изящный Кувшин раскололся надвое. Осколки остальных разлетелись по мастерской, засыпав весь пол и тех немногих, кого они не сбили своим падением. Осколки при этом продолжали выкрикивать отдельные бессмысленные слова, слоги и смеялись. Все смешалось.
— Надо бежать отсюда, пока не поздно! — проговорила Ночная Ваза, переполненная битыми черепками, неуклюже, как матрешка, сваливаясь со стола. Она подобралась к двери и отодвинула засов.
Дверь сразу же распахнулась, и все увидели на пороге Завистника по прозвищу Тишина, который, конечно, и не думал уходить, а только ждал, пока кто-нибудь случайно откроет ему.
— Ага! — воскликнул Завистник и, отпихнув Ночную Вазу ногой — так что она покатилась под стол, расплескивая и рассыпая содержимое, — он прямиком направился к полке, где, как он знал, всегда стоял любимый мастером Изящный Кувшин. Но — увы! Кувшина больше там не было. Завистник, чертыхаясь, начал рыскать по всему дому — благо, он был небольшой. Кувшина нигде не было. Не было нигде и ненавистного младшего братца, которому Завистник мечтал размозжить голову. "Не мог же он залезть в кувшин с вином?" — подумал Завистник и заглянул внутрь. Винный дух ударил ему в лицо. Ему захотелось выпить, но он боялся возвращения хозяина. Он решил захватить Кувшин с собой и начал двигать его к двери. Однако Самый Большой Кувшин был тяжел для него. Тогда Завистник заменил гончарный круг и поскорее выбежал из дома Гончара, прихватив с собой еще напоследок уцелевший Горшок Для Пищи — просто так, чтобы стибрить что-нибудь. Круг Гончара он считал наделенным чудесными свойствами.
Вещи, напуганные вторжением Завистника и несколько обмершие, вновь зашевелились. К их изумлению, круг, подмененный Завистником, крутился сам. Долго все в немом изумлении следили за его бесшумным вращением, а затем, немного привыкнув, горшки, встав в очередь, потянулись к нему, чтобы, прокатившись, отлететь в сторону, шмякнуться в стену и разбиться вдребезги. Это было так весело! Тем временем некоторые смельчаки добрались до опустевшей верхней полки. Помешать им было некому. От радости они стали смеяться и петь песни. Вид сверху им был невыносимо смешон. Все, что они привыкли видеть большим, показалось им маленьким. Особенно же смешной казалась карусель, которую горшки устроили на гончарном кругу. Карусель!!
Среди всеобщего гама с трудом можно было расслышать умную речь Недоделанного Блюда. Оно-то еще во время прихода Завистника, видя, к чему клонится дело, предусмотрительно сползло с гончарного круга и шептало:
— Я постигло закон вещей. Я узнало круг превращений. Когда-то я было простым черепком. Но потом из множества таких же черепков, как я, составилась Чаша. Но меня стали использовать для приготовления пищи — так я стало Горшком. Однако я не удовлетворилось таким положением, потому что стремилось к высшему. И вот я становлюсь Блюдом. Когда я стану им, мной уже не будут пользоваться, нет, меня повесят на стену и будут мне поклоняться, как священной реликвии, а затем меня поставят на самую верхнюю полку, чтобы там я постепенно стало Самым Красивым Кувшином, а может, и кем-то еще, чему пока нет названия… Меня станут называть Блюд. Я избавлюсь, наконец, от этого среднего рода!