Почему мне навязывают Татьяну Толстую до бесконечности? Совершенно распущенная, до хамоватости, дама. Кричит, что ее предки были родовитее Романовых. Это же — кухня, накипь. "Какой фашизм страшнее: русский или немецкий?" — спрашивают нас. Ответ ясен: страшнее фашизм в программах Швыдкого и прочих телешоуменов.
Единственное место, где можно высказаться серьёзно о литературе, — это газета "День литературы" и журнал "Наш современник". Иные их презрительно называют маргинальными изданиями. Спрашивают: "Разве не стыдно печататься в "Нашем современнике" или в газете "Завтра"? Простите, а не стыдно печататься рядом с грязной обнажёнкой и рекламой колдунов в "Московском комсомольце", "Комсомольской правде", в "Огоньке"? Мне стыдно… Я в изданиях полупорнографических не хочу печататься.
Далеко не со всем согласен, что публикуется в "Дне литературы". Но почему все должно быть причесано? На страницах идет полемика, выстраивается непростой литературный процесс. Это и есть жизнь, рост, развитие. Ничто гладко и просто быть не может по определению. Поэтому желаю удачи "Дню литературы". Пять лет газета уже существует, и это только начало. Впереди большая работа во имя русской культуры, на благо народа нашего.
P.S. Недавно в Вологде торжественно отметили 70-летний юбилей прекрасного русского писателя Василия Белова. Не имея возможности приехать в один из моих любимых городов, я послал юбиляру поздравление и, пользуясь случаем, хочу, чтобы его прочитали на страницах нашей газеты.
"Дорогой Василий Иванович! Позволь поблагодарить тебя за всё, что ты сделал для родной русской литературы и сохранения культурного наследия Отечества. Твои "Плотницкие рассказы", "Привычное дело", "Кануны", "Вологодские бухтины", "Всё впереди" и "Лад" сделали мою жизнь более полной и осознанной. Древняя вологодская земля — это не только нетленные шедевры древнего зодчества и живописи, но прежде всего люди, которых она родила или приняла в свои объятия. Дмитрий Прилуцкий, Дионисий, Батюшков, Верещагин, Яшин, Рубцов, семья Федышиных, Белов — по праву составляют гордость и славу Земли Русской.
Спасибо тебе за юношеское горение и огромные усилия, прилагаемые тобою во имя спасения нашей Родины от погибели, которой так жаждут "иных времён татары и монголы". Мне становится легче и спокойнее, когда я вспоминаю, что над Тимонихой возносится крест, твоими стараниями сотворённый и воздвигнутый. Храни тебя Господь, родной наш человек!"
(обратно)
Игорь Ляпин НОВЫЕ СТИХИ
ПИАНИСТКА
Я слышу звуки пианино,
Свиридова бессмертный вальс...
Там за стеной соседка Нина
Опять, наверно, напилась.
Опять не выдержали нервы
И разрывает жизни мглу
Посудомойка из “Таверны”,
Из кабака, что на углу.
Дороги жизненные кривы
И вот опять передо мной
Души прекрасные порывы
О стену бьются головой.
И вижу я, как не картинны
И взгляд, и локон у виска,
И клавиши, и пальцы Нины,
Распухшие от кипятка.
Её сегодня б не узнали
Те, кто из этих дивных рук
В сверкающем концертном зале
Ловил с восторгом каждый звук.
Я чутко вслушиваюсь в стену
И вспоминаю тот восторг, —
Цветы, летящие на сцену,
Цветы в руках, цветы у ног...
Я закурю и брови сдвину,
Увидев ясно ту черту,
Где жизнь швырнула эту Нину
Со сцены прямо в пустоту.
И средь разбоя и разврата
В родной истерзанной стране
Бетховен, “Лунная соната”
Слезой стекает по стене.
И держит жизнь свой звук неверный,
И этой фальши тяжкий гнёт
Посудомойка из “Таверны”
На сердце трепетном несёт.
А звук кричит, рыдает, тает...
Какая боль, какой восторг!
Ведь как играет, как играет!
Другой бы трезвый так не смог.
Вам нужен Моцарт, — нате, нате...
Опять Бетховен, снова Бах.
Ах, Нина Павловна, играйте,
Вся ваша публика в слезах.
МЫ ИГРАЕМ
Между адом и, может быть, раем
На пути своём кратком земном
Мы как будто спектакли играем,
А не жизнью людскою живём.
Наши сцены — в метро и трамваях,
В барах, банях, цехах и полях,
И повсюду, где мы пребываем
На великих и малых постах.
Мы рисуем на лицах улыбки,
Гнев рисуем, обиду и страсть.
Мы играем в коммуну и рынки,
В диктатуру, в народную власть...