В 1953 году не стало Сталина, не стало и премии его имени, ее преобразовали в Государственную. Обещания, данные Генсеку, были благополучно "забыты" всеми участниками того необычного ночного разговора. Премии в конце концов М.Алексеева "нашли", но не через год. В середине 60-х ему была присуждена Госпремия РСФСР за роман "Вишневый омут", а в 1976-м — Госпремия СССР за "Ивушку неплакучую".
Не будем сравнивать художественную ценность "Семьи Рубанюк" и "Солдат". Значимость каждого из романов уже давно определил читатель. "Солдаты", в отличие от "Семьи…" регулярно переиздавались в советские годы многотысячными тиражами, не залеживались в магазинах, а в библиотеках зачитывались до дыр. Правда, критика чрезмерно мало говорила о романе, что позволило позже ангажированным публицистам назвать самой правдивой книгой о войне "В окопах Сталинграда" В.Некрасова. Объективность явно не в чести у авторов этих утверждений. "Солдаты" — на порядок выше и значимее "окопов", не зря Генсек хотел их наградить.
Историю с "первенцем" М.Алексеев пережил, но усвоил ее как урок. После начал пристальнее присматриваться к коллегам по перу, больше вникать в происходящее и осознавать, как непрост литературный мир. Тем более, что писателю в дальнейшем пришлось преодолевать и другие тернии на творческом пути.
Своего рода продолжение той начавшейся "истории" М.Алексеев ощутил, когда попытался наладить связь с журналом "Новый мир". В ту пору его возглавлял Александр Твардовский, тоже выходец из крестьян, бесконечно талантливый и близкий по духу Михаилу Николаевичу поэт. К тому времени Алексеев наизусть знал "Теркина", восхищался "Страной Муравией", а общение с автором не складывалось.
— Никак не печатал меня Александр Трифонович, — вспоминает Михаил Николаевич. — Однажды, во время очередной дискуссии и после привычной критики в мой адрес со стороны Твардовского, кто-то незаметно сунул в карман Александру Трифоновичу только что вышедшее мини-издание повести "Карюха": вдруг тот заинтересуется и прочтет, а если понравится — сменит гнев на милость. Так и произошло. "Карюха" впечатлила Твардовского. Он тут же позвонил мне и попросил принести ему другие мои работы.
С тех пор писатели подружились. А М.Алексеев усвоил очередной урок и сделал выводы о том, как могут возводиться непреодолимые стены "каменщиками-доброхотами" между людьми сходной судьбы и веры.
Потом были "Драчуны". Роман увидел свет в 1981 году на страницах журнала "Наш современник" и стал частью трилогии о родном селе писателя Монастырском. Драчуны — это сам Алексеев — сельский мальчишка-подросток, его задиристые сверстники, их родители, учителя, дорогие сердцу земляки-крестьяне, на долю которых выпали нечеловеческие испытания. Писатель не придумывал героев, сохранив их подлинные имена. Без прикрас, без идеологической заданности в романе раскрыта правда о голоде, охватившем Поволжье в 1933-м.
Роман динамичен, силен эмоциональным накалом, сочным русским языком и, конечно, своей реалистичностью. Его выход несомненно являл собой крупное событие в отчественной литературе. Но шли месяцы, а отзывов на "Драчуны" не было никаких. М.Алексееву стало тревожно, хотелось понять, чем и кому роман не угодил.
А не угодил он многим. Наступала перестройка, и ее идеологам, еще прикрывавшимся партбилетами, не нужна была правда, а тем более о тех, "по чьему распоряжению был вывезен весь хлеб и весь фураж" из поволжских деревень. Сталина среди тех инициаторов не было, как показал писатель, да и какими или чьими они распоряжениями на самом деле руководствовались, тоже остается только догадываться проницательному читателю. А вызревавшим "архитекторам" гласности и капреволюции требовалось обличение сталинизма.
Другие "обиделись" на автора за чрезмерное, как им казалось, восхваление, даже возвеличивание русского крестьянина. С 80-х уже интенсивно внедрялось в сознание обывателя, что русский крестьянин лентяй и спившийся недотепа. Третьи вообще презирали писателей-"деревенщиков", которым якобы не хватало "высоколобости".
И вдруг молчание нарушилось. На "Драчунов" откликнулся крупнейший советский литературный критик Михаил Лобанов статьей "Освобождение". Он глубочайше и всестронне проанализировал роман, восхищенно отметив, "насколько же правда в литературе способна выжечь все ложное вокруг себя, как недопустима при ней любая фальшь". Особо критик подчеркнул национальный элемент произведения — любовь к русскому народу, искреннюю боль за его беды и горести, воспевание его духовного величия. "Пройти через все, через страшные (но часто благотворные для писателя) испытания, через разные искусы (часто для писателя гибельные), сохранить в себе боль детства, выйти из всего этого с живым чувством народной жизни, — это многого стоит", писал критик.