Выбрать главу

Итак, Русская партия погибла под обломками Советского государства, где ЦК КПСС заменял самодержавную власть. Началась совершенно новая глава в истории России, о которой напишут позже. Отметим только одно: через полвека после Февраля из-под руин Государства Российского, залитых марксистским асфальтом и троцкистским цементом, чудесно взросли вдруг молодые побеги того движения, которое современные историки назвали "Русской партией". Так уже однажды произошло в нашей недавней истории. А будущее непредсказуемо.

Петр Калитин КОМУ НУЖЕН ФАШИЗМ?

В современной России официально и повсеместно возродили до гениальности эффективную, практическую, но главное — цивилизованную и просвещённую пытку — "любо-пытку": светом — светом истины; красоты; гуманности; свободы; демократии; телеэкрана; светом рекламы, наконец, и даже "русской, понимаешь, идеи". В результате, нам просто некуда деваться от этого вездесущего, назойливого, но безукоризненно правильного, политкорректного и совершенно интеллигентского беспредела — достижимого, рокового счастья: без Бога. В каждом тёмном углу нашей жизни, в каждой её отныне отличительной щели горит-не-сгорает, потрескивает-суетится и приоритет соблюдения прав — особенно сексуально озабоченного — человека как надёжного защитника, между прочим, "привлекательной, женственной" России; и, как следствие, её "ноу-хальная", постимперская не-байка- история с по-прежнему петербургским — "силовиковым" — величием; и, наконец, несомненнейший, статистически-освежёванный успех наших, "разумеется, общенародных и общевыгодных" реформ — тем более в демографической — наичестнейшей: "объективнейшей": в натуре обесчеловечивающей — сфере…

Отныне всё стало ясно, прострельно, успокоительно, и от новейшего ругательства "не понял!" просветляется последнее — "очевидно, сумасшедшее" — затмение и замирает любое — "очевидно, случайное" — "но". И крысы, воистину нетерпимые — чумные крысы вдруг выстраиваются в просвещённо-интеллигентскую очередь за восклицательными знаками хвостов.

Вопросительный же изгиб узаконивается, "любо-пытственно" узаконивается только на бёдрышках женщин и бройлеров, благо он естественно, неукоснительно — комильфо — претворяется в официозно-искомую и счастливейшую прямизну: ног; кишок; света… Словом, наступил полный "гуманизец".

И вот тут ты начинаешь действительно прозревать: до ослепительной рези в глазах — потрагивая своё хотя бы внешне оппозиционное и "фигуральное" бедро — ведь сегодняшняя — беспредельно-светоносная — тотальность и чуть ли не сама судьба — всего лишь твоё добровольное, свободно-демократическое, твоё "ноу-хальное" движение рукой вниз: к колену, к пятке, к земле. К удобно и цивилизованно разложенной, распятой навзничь — неумолимо-соблазнительной и доступной — России. И нет тебе большей беспредельной чести, большей верноподданнической ретивости, чем взгромоздиться и — пасть на неё в просвещённо-интеллигентском соитии, полностью закрыв собой настоящий и потому органично-сокрытый смысл нашего любвеобильного существования.

Ты вдруг начинаешь преисполняться отнюдь не рассчастливейшим комильфо, но всё равно гуманным отношением к так называемой "тьме" и "почвенной" — "подпольной" — сокрытой — тайной — России, не спеша, не суетясь покончить с ней при помощи, казалось, эффективного, тотального, вездесущего, всепроникающего и по сути смертоносного облучения тем или иным заведомо прямолинейным, однозначно-положительным и, получается, просто поверхностным, просто заклятым светом. И вот уже кружится твоя голова от открывшейся бездны действительно объективного: обесчеловеченного и нелицеприятного — смысла — от того глубинного, неуправляемого и неискоренимого официозного "ничего", которое не подвластно никаким — даже своим "ноу-хальным" и, ей-ей, радиоактивным — вдохам.