Саранск
Павел Басинский СМИРЕННИК-АРИСТОКРАТ (О поэзии Юрия Кублановского)
Чем горше вино — тем похмелие слаще.
Чем злей — тем смиреннее речь.
Юрий Кублановский
Прежде чем начать разговор о творчестве Юрия Кублановского — одно короткое личное воспоминание о первой (еще без знакомства) встрече с ним. Начало 90-х годов уже прошлого века. Я только вошел в штат "Литературной газе-ты". Редакция "ЛГ" располагалась в Костянском переулке, но технические службы, бухгалтерия оставались в старом здании на Цветном бу курортному сезону. Чрезвычайных ситуаций в зимние месяцы погода нам не создавала с 1953 года. Но вот в минувшем декабре край буквально завалило снегом. Его покров составил 70 сантиметров. Ударил и мороз под 25 градусов. Затем наступила оттепель, а сразу после Нового года — снова снег и мороз. В результате на реке Кубань произошло двойное оледенение. А это при новом потеплении и начале паводка сильно осложнило взрывные работы. К ним приступили сразу, как только возникла угроза наводнения. Но взломать взрывататарами Крепко, крепко, крепко спит.
По татарами, под пытками
Говорливей немота.
За скрипучими калитками
Золотая мерзлота.
Пахнет углями угарными
Топка честного труда.
Русь под новыми татарами
Спит до Страшного Суда...
Но уже тогда возникло и первое несогласие с поэтом, с последней строфой:
... Я тогда пред Богом выступлю,
попрошусь к Нему на дно,
красный путь слезами выстелю,
чтобы с нею заодно.
Почему несогласие? Да потому что после первых трех, нравственно замечательно точных строф поэт все-таки не миновал соблазна гордыни, искренней, поэтически, возможно, даже оправданной, но все-таки гордыни. Не может ни один поэт быть заступником России перед Богом. Хотя бы потому, что есть у нее заступник, а вернее, Заступница. Но и это несогласие для меня было куда ценнее множества равнодушных "согласий" с другими стихотворцами. Кублановский предлагал такую высоту и глубину разговора с читателем, на которых просто "согласий" быть не может. По высоте и по глубине это был первый ряд поэзии ХХ века...
И вот — в очереди. Даже смешно: "как простой советский человек"! Словно и не уезжал, словно и не было семи, кажется, лет изгнания. И потом, встречаясь с Кублановским, я всегда отмечал про себя вот это: не "эмигрант". По духу и даже по внешности — не "эмигрант".
А с другой стороны, есть в нем, и по духу, и по внешности, какая-то отчужденность. Не "свой в доску", не "рубаха-парень". Родом из Рыбинска, провинциал и любит сердечно все провинциальное, однако, о поэтическом апостоле советской провинциальной музы, Сергее Есенине, отозвался суховато: "я люблю поэзию Есенина, но, разумеется, не она определяет для меня лицо русской поэзии ХХ века. У Есенина непозволительно много неряшливого и необязательного... Есенин дал "код" легиону стихотворцев, особенно провинциальных...".
Жестко сказано, согласитесь.
И о Твардовском сказал сдержанно: "простоватая, прямая, местами нравоучительная поэзия Твардовского кажется архаичной. Сам Твардовский скупо знал и туго понимал самых интересных поэтов этого века, вряд ли, кажется, за-думывался над тайной — с двойным и тройным дном — лирической речи, о возможностях преображения словесного материала..."