Павел Басинский, "Литературная газета": "Юлия Рахаева в "Известиях" дважды за два дня назвала прозу Павлова депрессивной. Что такое депрессивная проза? Можно ли отнести к ней "Житие" Аввакума, "Жизнь Клима Самгина" Горького, "Тихий Дон" Шолохова, "Россию, кровью умытую" Артема Веселого и "Котлован" Платонова? Это проза тяжелая, мучительная, ее нельзя читать за кофе и тем более не стоит принимать вовнутрь в качестве антидепрессанта, как Иоанну Хмелевскую, но что поделать? "От ямщика до первого поэта мы все поем уныло..." Это не Олег Павлов сказал. В "Коммерсанте" обозреватель Лиза Новикова почему-то перепутала фунты с долларами, присудив Павлову премию чуть ли не в два раза большую. Мелочь как будто... Но из таких мелочей и складывается отношение журналиста к писателю. Потому что если через губу говорить о тяготах армейской жизни (будь она неладна!) и при этом двусмысленно иронизировать над Романом с большой буквы, то доллары, разросшиеся в фунты, становятся еще одним издевательским аргументом: ну-ка, ну-ка, за что он столько фунтов нахапал? за тяготы армейской жизни? за боль народную? за гробы цинковые? Самое интересное, что сквозь невнятицу этих комментариев, чуточку стёбных, чуточку, уж извините, по-женски болтливых, проявляется вполне отчетливый смысл. Павлов — не нашего поля ягода. И это действительно так. Не потому, что бывший охранник. Довлатов тоже был охранником. Просто Павлов с головой погружает читателя в смысловую жуть, бормочет об общем неблагополучии мира, что-то смутно пророчествует (подзаголовок его вещи "Повесть последних дней"), а такая литература под подозрением. Почему под подозрением? Да потому, что жить комфортно мешает. Клёво, расслабленно, по-московски... До очередного "Норд-Оста"... Ну не вышло в этот раз... Так сложился состав жюри, что приняли вдруг нетрадиционное решение. Всплыла на время верхушка другого айсберга, под которой не богема московская, не публика, вяло диссидентствующая, и не отъезжающе-приезжающие из-за границы, а какая-то иная глыба. Назовем ее просто: русская жизнь."
Дмитрий Быков, "Русский журнал": "Мне не очень интересно было читать роман Гандлевского, я без большого энтузиазма продирался через сочинение Павлова, но все-таки здесь, в отличие от нашей политической реальности, выбор сделать можно. Конечно, ужасна была мгновенная реакция Павла Басинского, который, судя по его последним колонкам в позорной поляковской "Литгазете", давно переплюнул Владимира Бондаренко в смысле радикального славянофильства. Басинский тут же написал, что роман Гандлевского, конечно, очень приятен, но вот в прозе Павлова невнятно и утробно бормочет о себе подлинная русская жизнь, а потому надо торжествовать его победу. Торжествование и ликование в почвенном стане и в самом деле начались немедленно. Вот, пришел представитель от коренного населения, пришел он, значитца, в бомонд и вякнул дамам с голыми плечами и утонченным очкарикам всю как есть сермягу. Устами Павлова коряво глаголет исконный народ."
Лариса Докторова, "Русская мысль": "Автор создал убедительную картину мира на окраине разваливающейся и погребающей под собой людей империи. Психология этого мира: "Бог тот, кто поставил точку, то есть кто стрелял". Гибель людей происходит от накопления разрушающих эмоций, отчаяния, скуки, халатности."
Мария Ремизова, "Смысл": "От "Карагандинский девятин" остаётся впечатление страстного, почти болезненного высказывания, прорывающегося сквозь пелену тяжеловесного слога. Здесь выносится приговор не столько сегодняшнему дню, сколько бытию вообще, которое лишилось чего-то самого важного, того, что было вне его и одно только могло придать ему смысл. Но такая утрата происходит лишь вследствие разрушения каких-то основ в самом человеке, поэтому "Карагандинские девятины" и рисуют мир формально живых, но как бы изначально мёртвых людей."