Станiслав Шевченко. Закон збереження любовi: Поезii (на украiнськiй мовi). — Львiв: "Каменяр", 2002. — 119 с.
Станислав Шевченко. Крымская роза ветров: Стихи (перевод с украинского). — Киев: "Факт", 2002. — 52 с.
Шевченко — фамилия для украинцев знаковая, служащая символом высокого поэтического творчества и, с одной стороны, как бы подталкивающая ее обладателей к тому, чтобы и себе, вслед за батькой Тарасом, попробовать посочинять чего-нибудь в рифму, а с другой — заставляющая постоянно помнить о духе некоей соревновательности со своим великим предтечей и обязывающая тем самым, как говорится, "держать марку". Это все равно, как если бы в России родиться с фамилией Лермонтов или Есенин — подсознание говорит: "Попробуй, ты же тоже из этого рода, ты сумеешь", а сознание тем временем пятится, как неумелый альпинист от скалистого пика, и в ужасе отодвигает от себя бумагу и ручку...
Киевскому поэту Станиславу Шевченко вполне удалось сохранить свой собственный голос и не потеряться ни на фоне великого Кобзаря, ни среди его сегодняшних поэтов-однофамильцев. "Кажуть, свiтом керуе вiдноснiсть, / Проявляючи вiчностi суть. / Де початок — не знаемо й досi, / Де кiнець — ми безсилi збагнуть. // Нiби потяг рушае навпроти. / Але може, це рушили ми? / Невiдомо це справдi, якщо ти / У вiкнi навiть бачиш дими..." ("Говорят, правит всем относительность, / Потому Вечность трудно познать. / Потеряла исток свой действительность, / И куда все течет — не понять. // Вроде, тронулся поезд со станции, / А почудилось — двинулись мы. / Кто уедет сейчас, кто останется — / За окном не подскажут дымы...") — пишет он, не боясь показаться аполитичным и отрешенным от злобы сегодняшнего дня.
Да, в поэзии Станислава Шевченко бессмысленно искать лобовые отклики на события текущего времени, он — лирик, и все боли и радости нынешних дней отражаются в его стихах через картины природы, стихию воды, ветра и света, показывая нам, скорее, не то, что происходит сегодня на Украине, в Сербии или Ираке, а то, что происходит — в сердце самого поэта: "Нахлынет — отпустит, нахлынет — отпустит: / И сердце, и море в ночном далеке. / Но чувствую я — у них разные пульсы: / Быстрее приливного — мой на руке!.."
В книгу, выпущенную Львовским издательством "Каменяр", вошли стихи, написанные С.Шевченко на украинском языке, а в сборник "Крымская роза ветров" — переведенные на русский стихи, посвященные Крыму. Читая эти книги, понимаешь, какой вред нанесла перестройка и русской, и украинской литературам, разделив их границами национальных суверенитетов и лишив возможности омывать друг друга своими творческими токами.
Александр Владимиров. Лестница в бездну: Роман. — М.: "СТОЛИЦА-СЕРВИС", 2003. — 320 с.
Роман Александра Владимирова (похоже, что это не настоящая фамилия, а только его псевдоним) посвящен одной страшной гипотезе, повествующей о том, как жрецы Древней Атлантиды скрестили неандертальцев (а это — потомки первого братоубийцы Каина) с обычными людьми, в результате чего появились внешне почти неотличимые от нас создания, наделенные душой дьявола. И пошли они в мир, чтобы властвовать в нем и приготавливать трон для антихриста.
"Запомни, твоя сила — ВО МРАКЕ НОЧИ!" — дают они завет одному из завербованных себе на службу атлантских царей, а кажется, что это их инструкция главе РАО "ЕЭС" Чубайсу, то и дело погружающему ныне Россию во мрак своими "веерными отключениями".
Роман А. Владимирова рисует картину вековечной борьбы каинитов со всем человечеством, показывает пронизанность мировой общественной пирамиды представителями этого страшного племени, их невероятную способность вживаться во властные структуры и делать все для осуществления своего губительного плана — венчания на всемирную власть отца лжи — сатану. И противостоят всему этому только искренне верующие в Господа герои-одиночки, готовые рисковать своей жизнью ради разоблачения этого каинитского заговора и спасения человечества от власти антихриста. Казалось бы, фантастика — а так все похоже на наши сегодняшние будни...
Алла Большакова. Феноменология литературного письма: О прозе Бориса Евсеева. — М.: "МАКС Пресс", 2003. — 128 с.
Анализируя книгу Аллы Большаковой об особенностях творческой манеры прозаика Бориса Евсеева, невольно вспоминаешь известную русскую поговорку про два сапога, которые пара, ибо — без всяких обидных подтекстов — писатель и его исследователь действительно стоят друг друга. Ну хотя бы тем, что оба одинаково глубоко, профессионально и самозабвенно делают то, за что они взялись, то есть — один пишет роман о душе, а другая в исследование этого самого романа как раз свою душу и вкладывает.
Я не знаю, до конца ли прочитают большаковскую "Феноменологию" те 150 человек, в руки которых попадут 150 экземпляров этой книги, скорее всего, рядовой российский читатель не стал бы даже и голову себе забивать разгадываниями того, почему "в своем пространственно-временном единстве романный хронотоп преображает и темпоральные пласты, переводя их в качественно иное — сверхвременное, вечное измерение как духовное" и почему в нем в итоге и "заключается квинтэссенция романа об отреченных гимнах". Признаться, я и сам люблю гораздо большую простоту и более доступный язык изъяснения, мне хочется, чтобы и научную, и критическую работу было так же интересно читать, как и те художественные произведения, которые в них исследуются. Но я ведь не зря обронил упоминание о том, что писатель и его исследователь стоят один другого — о прозе Бориса Евсеева просто нельзя писать по-другому, поскольку это он сам как раз и задает своим стилем способ ведения разговора о своей прозе. Причем делает это прямо изнутри своих произведений: "Какая тема? — словно заранее полемизируя со своими будущими критиками, восклицает, к примеру, автор-рассказчик в "Отреченных гимнах". — Никаких отдельных, вырванных из материи прозы тем для романов никогда в России не существовало... Есть, есть в наших романах нечто неделимое, не рассекаемое на тему, фабулу, сюжет! Есть в них некое потаенное единство и слитность..."