Выбрать главу

Когда цензура требует Ильича убрать, на его место всаживается "кулич". "Комсомол" остается — как нечто, во что сходу садится крепнущий младенец.

Никакого специального апокалипсиса нет. Ни пепла, ни серы. Свинцовый отблеск — вскользь. Куда больше — меди. Медные копья надгробий, медные монеты нищих, медные листья деревьев, медные бляхи извозчиков, медные крестики младенцев, медные трубы музыкантов… Кислый вкус меди чувствуется — если искать во всем этом логику. Но находишь — отсутствие логики. Зияющее отсутствие логики. Сдавленный вопль о логике.

Высока земли обитель.

Поздно, поздно. Спать пора!

Разум, бедный мой воитель,

Ты заснул бы до утра.

Если задавать логичные вопросы, то набредешь на пушкинское: "Зачем крутится ветр в овраге?.." У Заболоцкого вопрос о цели и смысле бытия отдает изначальной безнадегой: "Хочу у моря я спросить: для чего оно кипит? Пук травы зачем висит, между волн его сокрыт?" Иначе говоря: зачем все "вверх ногами"? Зачем все "наоборот"? Зачем жизнь "летает книзу головой"?

Встречный вопрос: зачем всё это отливать в строки? Ответ:

Если где-нибудь писатель

Ходит с трубкою табачной —

Значит, он имеет сзади

Вид унылый и невзрачный.

Сквозь мнимую заумь пробивается здравый смысл, тем более сильный поэтически, что он покалечен. По Ленинграду идет слух о замечательном поэте. За "Столбцами" охотятся, переписывают от руки. Исаковский, казалось бы, невообразимо далекий от таких столбцов, отдает им должное. Багрицкий читает их Антокольскому. Антокольский, взяв с собой жену, артистку Зою Бажанову, идет к Заболоцкому знакомиться и слушать стихи.

Тут девка водит на аркане

Свою пречистую собачку,

Сама вспотела вся до нитки

И грудки выехали вверх.

А та собачка пречестная.

Весенним соком налитая,

Грибными ножками неловко

Вдоль по дорожке шелестит.

Начитанная Зоя Бажанова восклицает:

— Да это же капитан Лебядкин!

Заболоцкий прячет усмешку в углы рта:

— Я тоже думал об этом. Но то, что я пишу,— не пародия, это моё зрение.

Что ему вспоминается при этом? "Бесы" Достоевского? А может быть, Блок, который заметил, впервые прочитав "поэзы" и "хабанеры" Северянина, что это капитан Лебядкин, то есть истинный поэт, не нашедший темы. Предвидя недоуменные вопросы, Блок тогда уточнил: "Стихи капитана Лебядкина очень хорошие". Может, так оно и есть?

Краса красот сломала член

И интересней вдвое стала,

И вдвое сделался влюблен

Влюбленный уж немало.

За время, пока "Бесы" читались поколениями людей, въехавших в революцию, капитан Лебядкин сделался эталоном бессмысленной графомании. Меж тем она не бессмысленна. Берем два звена в цепи причинности и стыкуем, а всю цепь опускаем в немоту. Заболоцкий делает это так:

Легкий ток из чаши А

Тихо льется в чашу Бе,

Вяжет дева кружева,

Пляшут звезды на трубе.

Можно, конечно, восстановить всю систему связей между девой, вяжущей кружева, и звездами, сияющими над трубой. В советские времена это означало бы — подвести подо все марксистский базис. А можно, по древней русской традиции, ткнуть про звезды девке напрямую. Царю — про Богородицу. Минуя всякую политическую корректность. В старые времена этим профессионально занимались юродивые.

Заболоцкий сталкивает столбцы бытия, разнесенные по далеким графам.

О мир, свернись одним кварталом,

Одной разбитой мостовой,

Одним проплеванным амбаром,

Одной мышиною норой.

Но будь к оружию готов: