Нет, я не вышел из народа.
О чернокостная порода!
Из твоего крутого рода
Я никуда не выходил…
Владимир БОНДАРЕНКО
КЛЮЧ БОГОВ
Помню, как впервые услышал Тряпкина. Он пел свои стихи, будто баллады. Водил дланью пред ликом, как бы отсылая стихи вдаль, — и они, подобно птицам, срывались с его румяных губ, уносились в пространство. Была московская комната, теснота, духота — а казалось, Тряпкин сидит на травяном холме, на ветряном высоком кургане, бренчит в гусли, и молодая степь волнуется от его кликов и рокотов.
Всегда удивлялся, восхищался, порой ужасался: что это за ключ, древний, гремучий, неиссякаемый, бьет в Тряпкине, как из-под камня, из-под ледникового гранита, из-под древней дубовой колоды, — ослепительный, чистейший, волшебный. К этому ключу на водопой приходят утомленные витязи, запаленные пахари, прохожие богомольцы, и лесное зверьё, и таинственные косматые чудища с забытыми именами. Этот ключ — не Тряпкина, а богов, поэт только поставлен у источника стражем и хранителем.
Тряпкин — как дудка, сквозь которую дует Русь.
Не отгадать, каким волшебством в наше железное, электрическое время дотянулся древний вьюн. Видно, цепляется он за таких, как Тряпкин, перекидывается из столетия в столетие, из красоты в красоту, и вот мы диву даемся, внимая Тряпкину, чье чело увенчано этим вьюном, его цветами и листьями.
Век бы ему петь то удало-плясовые, то разбойные, то плачи-причиты, то величальные. Но вдруг жизнь прожита, и беда в России. Родина, разоренная, оскверненная, без заступника, без царя и вождя, терпит страшный позор. И старый поэт берется за древнее свое ремесло, скликает на рать разбежавшееся воинство, будит хмельного князя, корит, гремит, устрашает, молит, тонко и голосисто взывает. На бой, на последнюю схватку за Отечество.
Николай Иванович, друг наш дорогой и седой, стихи твои превосходны, доспех твой блистающий, вьюн на твоем челе весь в красных цветках. И мы, твои слушатели, как воины Христовы, откликаемся на твой клич, идем под твои хоругви.
Александр ПРОХАНОВ
ЗАВЕТНОЕ ОКОШКО МИРОЗДАНИЯ
В какое время мы живем! Всюду толпа. На улицах — толпа, в квартирах у телевизоров — тоже толпа, хоть разъединенная, но загипнотизированная одним и тем же. Но пушкинская ремарка всё равно остается в силе: народ безмолвствует. Видимо, это надо понимать так, что он не участвует в политических страстях. Он живет отдельно от толпы. Он поет, он смеется или плачет и всегда заявляет о себе, говоря устами своих певцов.
Один из таких певцов — Николай Тряпкин.
Толпа безлика, у народа есть лик. Этот народный лик проступает в творчестве Николая Тряпкина.
Бывают поэты, которые привлекают внимание "лица необщим выраженьем" Но тут другое. Тут лик.
А сам поэт обладает магической силой, одним росчерком пера он способен удерживать все времена:
Свищут над нами столетья и годы, —
Разве промчались они?
Николай Тряпкин близок к фольклору и этнографической среде, но близок как летящая птица. Он не вязнет, а парит. Оттого в его стихах всегда возникает ощущение ликующего полета... Бытовые подробности отзываются певучим эхом. Они дышат, как живые. Поэт владеет своим материалом таинственно, не прилагая видимых усилий, как Емеля из сказки, у которого и печь сама ходит, и топор сам рубит. Но это уже не быт, а национальная стихия.
В линии Кольцов — Есенин, поэтов народного лада, Тряпкин — последний русский поэт. Трудно и даже невозможно в будущем ожидать появления поэта подобной народной стихии. Слишком замутнен и исковеркан русский язык и сильно подорваны генетические корни народа. Но если такое случится — произойдет поистине чудо. Будем на это надеяться, а я уверен в одном: в XXI веке значение самобытного слова Николая Тряпкина будет только возрастать.
Юрий КУЗНЕЦОВ
НИКОЛАЙ ПАНТОКРАТОР
Сколько помню свою жизнь литературную, столько и всегда, вот уже несколько десятилетий, не устаю восхищаться, изумляться, радоваться стихам Николая Тряпкина. Впрочем, говорю не совсем точно: и ужасаюсь, когда читаю его стихи, и мистическим чувством переживаю откровения, брезжущие в них. Поистине, как великий автор "Слова о полку...", Николай Тряпкин богатырски поигрывает и распоряжается всеми пластами нашей истории, как хозяин обходит все ее вежи и рубежи,— словом, живет во всех временах последнего русского тысячелетия.
И снятся мне травы,
давно прожитые,
И наши предтечи,
совсем молодые,
А время поет.
И рвутся над нами
забытые страсти.
И гром раздирает
вселенские снасти,
И колокол бьет...
Не умом и даже не сердцем, а всей кожей, по которой проходит дрожь, отзывается мое существо на его пророческое слово.
Черная, заполярная,
Где-то в ночной дали
светится Русь радарная
над головой Земли.
Откуда, с какой комической высоты, словно Михаил Лермонтов (помните: "...спит земля в сиянье голубом..."), увидел наш Николай Чудотворец страшную, трагическую, ощетинившуюся, загнанную в космический угол всей мировой цивилизацией нашу "Русь радарную"?!
Николай Тряпкин — поэт миросозидающий, он — Пантократор, громовержец, демиург нашей поэзии...
Станислав КУНЯЕВ