И в смутный потолок глядела,
Но чудо затаила мгла
И недосказанностью грела.
Мне представлялось, что ветра
Бьют в лампы фонарей, как в бубны,
И что все ангелы с утра
День протрубят, благой и судный.
Вниз по спине годов излёт
Скользит, пронзительный и колкий,
А шорох тишину грызёт,
Как печень молодого волка.
Волк — демон и ночная тьма,
Виденье о кончине мира.
Но я охотница сама
На зверя крупного. В четыре
Ствол дерева рассёк луну,
Окно почти заиндевело.
В день Анны, встав на крутизну.
Вся стая в небо заревела.
Зверье нередко в декабре
Заходит в непроглядный город,
И вот в предутренней поре
Их зов мне слышится сквозь холод.
Сорвалось время — пёс цепной —
Вослед бессонному кошмару
И чудится, что волк степной
Бежит и рыщет по бульвару.
Как хищный блеск в его глазах
Сродни коварному прищуру,
Еще один прыжок впотьмах —
И лютый сбросит злую шкуру.
Пусть месяца желтеет зрак —
Бессильна я перед наветом.
Но знаю — самый страшный мрак
Лежит как раз перед рассветом.
Наталья Егорова УРОК ИСТОРИИ
ПОЭТОС
В ритмах звезд, в лучезарном эфире,
В колесе херувимовых крыл
Ты поешь и играешь на лире,
Сопрягая стихии светил.
Весь Ты — лад, и наитье, и пенье,
Блеск и риск дерзновенной игры.
И летят в бесконечном круженье
Из-под пальцев, срываясь, миры.
Мы следим за рожденьями светов,
Отвратив от земного сердца:
Ведь по-гречески словом Поэтос
Называют в Писанье Творца.
Твари Бога — в земном подражанье
Мы тревожим словами эфир:
Пусть легко наше смертное знанье.
Пусть, гордясь, презирает нас мир.
Но, на каждом крылатом творенье
Мы — поэты живому окрест,
Замыкая огонь вдохновенья,
Ставим рифму — светящийся крест.
***
Русская тройка с разбегом.
Град в рукавичке зимы.
Белые церкви под снегом.
В мареве сонном — холмы.
Ходит святитель Никола
В лисьем тулупе с каймой.
Днепр, от вьюги тяжелый,
Белой гудит глубиной.
Скрылись в пурге за рекою
Снежные крыши и сад.
Тысячу лет над землею
Тихий плывет снегопад.
Выросли дети и внуки.
Деды почили в земле.
Снова разрезали руки
Хлеб на тяжелом столе.
Вызрела слов потаенность
В чистую веру без лжи.
Вызрела уединенность
В строгую ясность души.
Как занесло нас снегами!
Выше крылечек и крыш.
Может, мы канули сами
В новозаветную тишь?
Может, в пурге изначальной,
В холоде без перемен
Дан колокольчик печальный
Вольному счастью взамен?
Кони — то шагом, то бегом.
Град в рукавичке зимы.
Белые церкви под снегом.
В мареве вьюжном — холмы.
***
Светает... Родители — в школе,
Все крыши — в блескучем снежке.
О небе, о хлебе, о воле
Летает мелок на доске.
Скажите — чего это ради —
Семейного счастья взамен,
Уроки, журналы, тетради
В минутных звонках перемен?
Но русская речь прорастала
Рядами священных имен,
И русская слава пылала
Рейхстагом в разрывах знамен.
Потом ваши нивы скосили
И веру рассыпали в прах,
Забыв, что стояла Россия
Веками — на учителях.
И в нищенской поздней юдоли
В лавине отеческих смут,
Взошел откровением боли
Неправдою попранный труд.
Свой долгий урок отбывая,
Зажжетесь вы духом на миг,
Когда вас узнает в трамвае
Забытый седой ученик,—
И скажете: "Русская лира
Поёт о любви между строк,
И полон небесного мира
Истории русской урок".
ЛИЦА
Свинцовы веки. Рот устал молиться.
Стянуло лоб терновых игл кольцо.
Кровавый пот бежит по плащанице,
Не задевая кроткое лицо.
Скорбит Христос в стоокой тьме соборной.
И вновь — свечами к Господу горят
Глаза святых на небе досок черных —
Прекрасных лиц неповторимый ряд.
И всё, что мы назвали мирозданьем —
Не россыпь звезд с туманною луной,
Но космос лиц, очерченных страданьем,
Сожженных светом, ослепленных тьмой.
Они черны, как древние иконы,
Пока Господь, придя, не снимет с них
Чужую суть ошибок потаенных,
Скрывавших книгу правды лиц живых.
Смотри — в окне обратной перспективы,
Где Божьих царств сияет миру близь,
Все счастливы, все молоды, все живы,
Все в звездный круг сошлись — и обнялись.
ОДИГИТРИЯ СМОЛЕНСКАЯ