Выбрать главу

И в смутный потолок глядела,

Но чудо затаила мгла

И недосказанностью грела.

Мне представлялось, что ветра

Бьют в лампы фонарей, как в бубны,

И что все ангелы с утра

День протрубят, благой и судный.

Вниз по спине годов излёт

Скользит, пронзительный и колкий,

А шорох тишину грызёт,

Как печень молодого волка.

Волк — демон и ночная тьма,

Виденье о кончине мира.

Но я охотница сама

На зверя крупного. В четыре

Ствол дерева рассёк луну,

Окно почти заиндевело.

В день Анны, встав на крутизну.

Вся стая в небо заревела.

Зверье нередко в декабре

Заходит в непроглядный город,

И вот в предутренней поре

Их зов мне слышится сквозь холод.

Сорвалось время — пёс цепной —

Вослед бессонному кошмару

И чудится, что волк степной

Бежит и рыщет по бульвару.

Как хищный блеск в его глазах

Сродни коварному прищуру,

Еще один прыжок впотьмах —

И лютый сбросит злую шкуру.

Пусть месяца желтеет зрак —

Бессильна я перед наветом.

Но знаю — самый страшный мрак

Лежит как раз перед рассветом.

Наталья Егорова УРОК ИСТОРИИ

ПОЭТОС

В ритмах звезд, в лучезарном эфире,

В колесе херувимовых крыл

Ты поешь и играешь на лире,

Сопрягая стихии светил.

Весь Ты — лад, и наитье, и пенье,

Блеск и риск дерзновенной игры.

И летят в бесконечном круженье

Из-под пальцев, срываясь, миры.

Мы следим за рожденьями светов,

Отвратив от земного сердца:

Ведь по-гречески словом Поэтос

Называют в Писанье Творца.

Твари Бога — в земном подражанье

Мы тревожим словами эфир:

Пусть легко наше смертное знанье.

Пусть, гордясь, презирает нас мир.

Но, на каждом крылатом творенье

Мы — поэты живому окрест,

Замыкая огонь вдохновенья,

Ставим рифму — светящийся крест.

***

Русская тройка с разбегом.

Град в рукавичке зимы.

Белые церкви под снегом.

В мареве сонном — холмы.

Ходит святитель Никола

В лисьем тулупе с каймой.

Днепр, от вьюги тяжелый,

Белой гудит глубиной.

Скрылись в пурге за рекою

Снежные крыши и сад.

Тысячу лет над землею

Тихий плывет снегопад.

Выросли дети и внуки.

Деды почили в земле.

Снова разрезали руки

Хлеб на тяжелом столе.

Вызрела слов потаенность

В чистую веру без лжи.

Вызрела уединенность

В строгую ясность души.

Как занесло нас снегами!

Выше крылечек и крыш.

Может, мы канули сами

В новозаветную тишь?

Может, в пурге изначальной,

В холоде без перемен

Дан колокольчик печальный

Вольному счастью взамен?

Кони — то шагом, то бегом.

Град в рукавичке зимы.

Белые церкви под снегом.

В мареве вьюжном — холмы.

***

Светает... Родители — в школе,

Все крыши — в блескучем снежке.

О небе, о хлебе, о воле

Летает мелок на доске.

Скажите — чего это ради —

Семейного счастья взамен,

Уроки, журналы, тетради

В минутных звонках перемен?

Но русская речь прорастала

Рядами священных имен,

И русская слава пылала

Рейхстагом в разрывах знамен.

Потом ваши нивы скосили

И веру рассыпали в прах,

Забыв, что стояла Россия

Веками — на учителях.

И в нищенской поздней юдоли

В лавине отеческих смут,

Взошел откровением боли

Неправдою попранный труд.

Свой долгий урок отбывая,

Зажжетесь вы духом на миг,

Когда вас узнает в трамвае

Забытый седой ученик,—

И скажете: "Русская лира

Поёт о любви между строк,

И полон небесного мира

Истории русской урок".

ЛИЦА

Свинцовы веки. Рот устал молиться.

Стянуло лоб терновых игл кольцо.

Кровавый пот бежит по плащанице,

Не задевая кроткое лицо.

Скорбит Христос в стоокой тьме соборной.

И вновь — свечами к Господу горят

Глаза святых на небе досок черных —

Прекрасных лиц неповторимый ряд.

И всё, что мы назвали мирозданьем —

Не россыпь звезд с туманною луной,

Но космос лиц, очерченных страданьем,

Сожженных светом, ослепленных тьмой.

Они черны, как древние иконы,

Пока Господь, придя, не снимет с них

Чужую суть ошибок потаенных,

Скрывавших книгу правды лиц живых.

Смотри — в окне обратной перспективы,

Где Божьих царств сияет миру близь,

Все счастливы, все молоды, все живы,

Все в звездный круг сошлись — и обнялись.

ОДИГИТРИЯ СМОЛЕНСКАЯ