Я потянул.
Из тела крестика неожиданно вышло лезвие — так раскрывается перочинный нож — и крестик в моих руках превратился в крошечный кинжал.
Я растерянно молчал.
— Но, может, это какая-то базарная поделка?— наконец, сказал я. — Своего рода дурацкий сувенир?
— Нет,— усмехнулся он.— Мои ребята сняли его с убитого хорвата-усташа. Наверное, это мародерство — снимать с убитых нательные кресты. Но когда они увидели, принесли мне. И когда я увидел... Я решил, что об этом должны узнать все. Вы должны написать об этом.
Он щелкнул этим нательным крестом-кинжалом, закрывая его.
— Помимо того, что я специалист по тропическим болезням, я — военно-полевой хирург. И могу авторитетно сказать: им запросто можно вскрывать яремные вены врага.
— Но, может, у него другое предназначение?
— Точить карандаши?— усмехнулся он.— Бросьте, вы лучше меня знаете, для чего предназначен этот крест-кинжал...
— Но зачем он мне?!
— Чтобы помнили. Чтобы не самообольщались. Не самообманывались, собираясь на свой славянский съезд... В этом,— ткнул он пальцем в крест-кинжал,— вся суть католического креста. Как и роль католичества в этой войне. Как и суть католичества вообще. Католичество — тайный кинжал-жало, замаскированный под христианский крест... Я долго не решался вам этот крест показывать. Помимо всего прочего, я знаю, вам тяжело вспоминать Югославию... Я могу уже сейчас сказать, что ваш всеславянский съезд обречен. Правда, я не совсем знаю его цели. Если чисто этнографические, ностальгические — одно. Но если политические, с попыткой какого-нибудь объединения — это не просто обречено на провал, это...— он махнул рукой.— Кого вы собираетесь объединять?! На какой платформе? Всего лишь на том — что вы одной крови? Так можно пойти еще глубже и окажется, что все народы когда-то были одной крови, один народ. Но Господь Бог не случайно рассеял его на разные народы, на разные языки. Вы, разумеется, знаете, почему. Чтобы они, постоянно выясняя отношения между собой, больше не пытались строить вавилонскую башню в небо, стремясь таким образом подняться до Бога, стать с ним равным, а может, и заменить его собой. Может быть, по этой причине и вы, славяне, разбежались в истории: сначала на западных, южных и восточных славян, потом каждые в свою очередь: восточные, к примеру, на русских, украинцев и белорусов... Может быть, это не только черта вашего характера, потому что вам легче договориться с немцами, французами, всякими другими зулусами, помогать им, чем с самими собой?! Может, это тоже Божье предначертание?.. Вы не обижайтесь, что я, татарин, вам об этом говорю. Потому что мне больно за вас. Потому что, наверное, я вам не чужой, как и сербам, хотя воевал на их стороне за деньги, но я все-таки воевал на их стороне.
Он плеснул еще по полстакана:
— Когда я первый раз оказался в Югославии, ничего не мог понять. По сути: один народ, говорящий на одном языке — и кровавая стена непонимания, даже взаимной ненависти. И только потом до меня дошло, что дело совсем не в крови, не в языке, а в вере. И тут уже ничего не поделаешь. Оказывается, самое страшное, когда один народ разрывается верой. Такое мог придумать только Дьявол. Если только это не самое последнее испытание народа на прочность, ниспосланное Богом? Он ведь на определенном этапе каждый избранный народ проверяет на прочность. В свое время — еврейский. Тот не просто не оправдал надежд, он распял Бога. Теперь, может, проверяет славян...
Он взглянул на часы:
— Ну ладно, я побегу, а то вас ждут... Простите меня за этот разговор. Но, во-первых, я почему-то не хочу, чтобы вы унижались. А во-вторых, не там вы ищете... На древнем кровном родстве уже никого не объединить. Вы думаете, вас поймут поляки, те же чехи, тем более хорваты. Или взять ваших самых близких по крови дорогих братьев-украинцев, которые готовы с чертом породниться, но только чтобы подальше от русских. Они ради этого даже от славянства готовы отказаться, придумали сказку, что они, дескать, иной, высшей расы... Нет, можно, конечно, съездить в Прагу, тем более, если за чей-то счет, попить хорошего пивца, но — не ставя перед собой никаких вселенских целей. А вы ведь, я знаю, ко всем будете лезть целоваться, приставать со своим святым славянским единством, что надо объединяться перед общей бедой, а они будут воротить рожу — даже болгары, которых Россия с середины прошлого века дважды спасала от верной погибели и которых вот-вот окончательно поглотят турки, а тем еще помогают чеченцы, которые массовым порядком скупают земли в северном болгарском Причерноморье. Но они, как и поляки, и чехи, лучше побегут за сладкими католическими пряниками в НАТО... Не там вы ищете. Может, Бог разделил некогда единый народ на разные языки и народы с тем, чтобы потом они объединились снова, но не на принципе единой крови, а в единой Вере в Него. Чтобы, таким образом спасшись, подняться до Него... Потому, по моему темному разумению, печься надо не об уже химерическом славянском единстве, а о Вере, которую, вы и не заметите, когда подменят, подточат ее изнутри, оставив для нас с вами, непосвященных, как в свое время в католичестве, лишь внешние пышные одежды, и всё это будет по-прежнему называться Православием... Вот вам наглядный пример тому! — он еще раз перед моими глазами щелкнул, открывая и закрывая, католическим крестом-кинжалом, положил его со стуком мне на чистый письменный стол, круто и легко для своей огромной фигуры развернулся на каблуках и пошел к двери...