едет в заморский придурочный рай,
а в это время в палаты кремлевские
очередной закатился Мамай.
Он говорит не на тюркском наречии.
Он и не грабить пришел — говорит.
Здесь пировать поселился навечно я —
скоро Москва перейдет на иврит!
Русский вопрос! Поднимайся и спрашивай!
Что там осталось у нас в кладовых?
Пепел, да гнилость, да мыши и шашели?
Пусто, как в драном кармане вдовы?
Спрашивай: быть иль не быть всему русскому?
Храмам сияти, а песням звенеть?
Полю пшеничному, теплому, хрусткому,
в хлебы свиваться и брагой кипеть?
Русский вопрос — не в укор белорусскому.
И украинскому он — не в упрёк.
Также — татарскиму, манси, якутскому
русский как брат и как дружбы зарок.
Он поперек — воровскому исчадию,
людям с гражданством двойным и тройным,
монстрам с двойною душой беспощадною,
вставшим войной против нашей страны.
... Нету у нас запасного Отечества.
Здесь — наше поле, и слово, и свет.
"Русский вопрос" — это русский ответ!
8 ДЕКАБРЯ 1991 ГОДА
И псы этой ночью завыли,
и вспыхнули всюду костры:
живую страну разрубили
на страшные горе-куски.
А было их три супостата...
Страна-то настоль велика,
что меньше, чем три Герострата,
не вздымут огня и клинка.
Багровые жирные шеи...
Свинячьи, сквозь щелки, зрачки.
От дерзости злобной хмелея,
хватались они за клинки.
Могуча страна и богата,
и ясного было ясней,
что меньше, чем три Герострата,
не справятся попросту с ней.
Покажем портреты их. Щерит
вот Ельцин — кривые клыки.
А рядом — Кравчук и Шушкевич.
Копытца. Хвосты. Пятачки!
Да, было их три супостата,
и сил-воскормительниц три:
снаружи — Израиль и Штаты.
Предательский сброд — изнутри.
Взгляните на дело их, братья,
на Родину нашу в слезах.
Да будет их имя —
Проклятье! Проклятье — в веках!
Людмила ОЛЕЙНИК БЕССОННИЦА
***
Защитите меня от меня…
Эти цепкие, липкие мысли,
Как силки надо мною повисли,
Не давая покоя ни дня.
И смотрю, сквозь ячейки сети,
На такое знакомое небо…
И поверить так хочется в небыль,
Не в Конец, а в Начало пути!
Я ведь знаю, добычу храня,
Рок не сжалится и не отпустит…
Ткутся мысли из боли и грусти…
Защитите меня от меня!
***
Нельзя без зрелищ и без хлеба… А ты,
Опять меня лишаешь неба и высоты!
Вуалью скрыла отрешенность мое лицо,
И давит, словно обреченность, твоё кольцо…
А мне бы нежности и веры…
Да всласть:
Летать, парить, любить без меры…
Не красть!
***
В этом доме жил когда-то друг…
Радостно блестя, горели стекла,
Яркая герань цвела на окнах,
Умер друг, и всё померкло вдруг…
И смотрела по утрам тоска
В окон потускневшие зеницы,
И дождя, намокшие ресницы,
Единили с домом облака…
Не хожу я в дом, а сердце жжет:
Будет дружба вечною, казалось.