Выбрать главу

Вайда представляет пленных офицеров — мучениками за польский народ и за веру. «Элита», «герои» — какими только словами не превозносят жертв Катыни. Прекрасные лица, подогнанная форма, блеск наград — режиссер призывает нацию любоваться своими офицерами. В среде пленных царит патриотическое единомыслие, диалоги выверены, мысли мудры. Не стал бы подвергать остракизму мифотворчество Вайды. Может быть, и нам стоило бы задуматься, что патриотический подъем в нашей армии и обществе наступит тогда, когда мы перестанем показывать своих воинов тупицами и лентяями, оборванцами и «штрафниками».

Вайда в буквальном смысле слова «молится» на своих соотечественников. Польские офицеры в Козельске. Их разместили в изгаженном и обобранном (русскими, разумеется…) православном храме. В жуткой и темной стране поляки празднуют Рождество, ждут первой звезды в беспросветном небе. Они стоят в проходах между четырьмя кубами нар, пересечение проходов образует крест, который заполняют поляки. Вид сверху: в центре креста светлый лик генерала, читающего слова молитвы. Неземной свет исходит от живого креста… Еще образ: молодой поручик падает в ров, сраженный пулей энкавэдэшника, в руках он сжимает четки с распятием. Советские солдаты забрасывают ров землей. Но не могут засыпать руку с крестом. Победа Света над темной советской силой! Еще один образ, апофеоз. Жена ротмистра ищет среди убитых и тяжело раненых своего мужа. Она замечает ксендза, читающего молитву над накрытым шинелью телом. Узнает шинель мужа — на ней синяя орденская ленточка! Прекрасная полячка бросается к телу, срывает с него шинель… А под шинелью изваяние Христа, сброшенного советскими пулями с церковной стены. Польское искусство, искусство последней христианской страны Западной Европы, все еще обладает мистической силой. Этот образный ряд сильнее американских пропагандистских агиток.

Польские вдовы, матери и сестры, от лица которых ведется повествование, — поразительные красавицы, первый ряд польского женского кино — Коморовская, Осташевская, Челецкая. Со времен советского кино мы отвыкли видеть такие одухотворенные лица на экране, сопереживать блистательной актерской игре. Сейчас мы вынуждены довольствоваться лицезрением потасканных физиономий «звезд» сериалов и шоу. Правда, у прекрасных полячек мы почти не видим переживаний и любви. Эти женщины — воительницы. Смысл их жизни — доказать окружающим свою правду, правду о расстреле офицеров русскими. Недавний соцреалист Вайда стремится показать правду жизни и здесь совершает ошибку. Окружающие поляки отмахиваются от горя вдов. Одни из них не верят «злодеяниям Советов» (видимо, достаточно хлебнувши горя от гитлеровского пятилетнего геноцида), другие предпочитают конформистски промолчать, третьи осыпают женщин проклятиями и насмешками, доносят на них в спецслужбы Народной Польши. Вайда не пытается объяснить зрителям, почему его «правда» оказалась никому не нужна. Попытка представить всех «несогласных» негодяями неубедительна. Между тем есть что-то цельное, созидательное в образах строителей «нового мира», стремящихся превратить родину в цветущий сад.

Поражает озлобленность и взаимная ненависть самих поляков. Вдовы бросают чудовищные обвинения в адрес всех, кто не принимает их трагедию. Функционерам «новой» Польши, офицерам Армии Людовой. Юноша-партизан, сын одного из расстрелянных офицеров, не раздумывая выхватывает револьвер, чтобы застрелить польского милиционера. Сестра ротмистра оскорбляет священника, призывающему к добру и состраданию. Строители советской Польши беспрестанно говорят о прощении, необходимости забыть о взаимных обидах во имя возрождения страны. Символична сцена, когда служанка приносит вдове генерала сохраненную ею во время оккупации саблю. Вложенная в ножны сабля как бы говорит о мире и покаянии. Но с безумной гордостью и заносчивостью генеральша обнажает клинок. Война продолжается! После такой сцены какой обыватель не проголосует за размещение на своей территории направленных на восточных варваров ракет!