«Мы, национал-социалисты… определенно указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены… Наша задача, наша миссия должна заключаться прежде всего в том, чтобы убедить наш народ: наши будущие цели состоят… в том, чтобы открыть себе возможности прилежного труда на новых землях, которые завоюет нам немецкий меч». Так что и Гитлер, и Черчилль лишь продолжали «лучшие» традиции своих предшественников.
Впрочем, и в планах расчленения России Гитлер не был первым. Тем более что от него «демократы» всячески открещиваются, за своего не признают. Да и план Барбаросса в парламенте не слушался и голосованием не одобрялся. Так что приведем другой примерчик.
Премьер-министр Англии Джон Пальмерстон. Либерал из либералов. Собственные цели британской политики неоднократно высказывались в британской прессе, но точка зрения самого Пальмерстона, наиболее полно изложенная им лорду Джону Росселю, сводилась к следующему: Аландские острова и Финляндия возвращаются Швеции, Прибалтика отходит к Пруссии, Королевство Польское должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией (именно единой Германией, а не существовавшими в середине прошлого века, к коему и относятся эти планы, мелкими княжествами). Молдавия и Валахия, а также все устье Дуная отходят к Австрии, Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причем часть Кавказа, именуемая у Пальмерстона «Черкессией» (почему-то не Ичкерией)образует отдельное государство бывшее вассалом турецкого султана.
Прихвостень Пальмерстона статс-секретарь по иностранным делам лорд Кларендон, ничуть не возражая против этой программы, озвучил ее при выступлении в парламенте 31 марта 1854 года, да еще и имел наглость подчеркнуть «умеренность» и «бескорыстие» Англии, которая будто бы вовсе не боится за Индию, не нуждается ни в чем для своей торговли, а лишь благородно и высокопринципиально — о! старые знакомые слова, набившие оскомину, — «ведет битву цивилизации против варварства».
Не останавливались на Западе и перед прямыми подделками. К примеру, перед началом похода Наполеона на Россию было сварганено так называемое «Завещание Петра Великого», в котором собственные завоевательные амбиции Запад приписывал России. Этой фальшивкой пужали западных мещан не только Наполеон, но и Маркс и Геббельс. (Кстати, то, что Маркс без конца цитирует эту липу в своих антирусских статьях, хотя уже было доказано, что автор «Завещания» не Петр, а Наполеон, вызвало у меня первую волну похолодания к отцу Коминтерна. Ничего себе историк, если пользуется заведомо лживыми документами.)
И вот еще что. Любят на Западе принижать наши достижения и победы. Чего стоит одно выражение, пущенное в оборот австрийским послом, да так, к несчастью, и прижившееся в русском языке, — «потемкинские деревни». Представьте себе, какой злобой наливались закордонные гости Екатерины, когда она демонстрировала им Екатеринослав, Екатеринодар, Ставрополь, Севастополь, Херсон, Одессу… Вот и постарались добавить ложку дегтя в огромную бочку меда освоения Новороссии. Хороши деревни! Побольше бы таких потемкинских деревень!
Причем, основной припев западной пропаганды не менялся столетиями: «Россия — азиатская страна, Россия — тоталитарное государство, Россия не имеет представления о демократии, в России свирепствует полицейская слежка и цензура и нет свободы печати…»
Впрочем, и наши люди смотрели на западных варваров на протяжении веков одинаково. Мы уже приводили цитату из стихотворения поэта, героя 1812 года, декабриста, а впоследствии жандарма Федора Глинки. А вот две цитаты из екатерининских газет. Помилуй Бог! Если бы не «штиль осьмнадцатого века», то можно подумать, это напечатано было в «Правде» 50-х.
«Все, чего только утонченное сластолюбие пожелать может, найдет здесь за деньги, но, несмотря на сие, можно, думаю я, утвердить, что нет в Европе другого большого города (имеется в виду Лондон. — В. С.), где бы меньше здешнего известно было истинное наслаждение жизнию. Всем жертвуется здесь самой грубой чувственности, и разум по большей части остается тощ при всяком празднике нынешних лондонских жителей…
Нигде в свете не говорят более здешнего о свободе, но опыт научает, что нигде нет лживее понятия о сей попечительнице устройства наук, художеств и вообще человечества…
Нижний и верхний парламент наполняются людьми, которые без зазрения совести жертвуют благом избирателей частным своим выгодам и присягу, учиненную ими при приеме в сословие, готовы нарушить столько раз, сколько потребуется…»