Я не отрицаю важности самой археологической находки, но мне достаточно хорошо знакома палеогеографическая обстановка четвертичного периода этого региона, чтобы поставить большой вопрос под прочитанным. Сенсация лопнула (см. книгу "Факты и открытия". М., 2003).
Браться за воспоминания, конечно, надо всем странникам, даже разведчикам-нелегалам - писать не о себе, а о том окружающем мире, в котором они оказались по воле случая.. Как можно пропустить дарованное?
Мне приходилось ставить "фитиль" самому Борису Полевому (слово "фитиль" взято из его фронтовой книжки) за его писательскую "философию", при которой всё, что писали фронтовые журналисты, - первично, а воспоминания (в том числе дневники) самих участников войны - вторично. Что: могилы бойцов тоже вторичные?
Погибшие должны жить наряду со всеми, они - не вторичные...
Да, не всякому дано побывать и благополучно пожить в ста странах. Пожить с отдачей за такое, чтобы не создавалось впечатление "На безрыбье и рак рыба". Не трогая работу - она секретная, - был еще перед вами разноцветный мир. Где он? Об одном Иране, в наше время поставленным на грань войны под американскими бомбами, сколько хорошего можно было бы писать и писать. Прекрасный народ иранцы - "от мала до велика" (см. книгу "Под голубым небом Ирана". М., 1995)!
Подстать чете Вартанянов много по свету поездил заслуженный геолог России Виктор Андреевич Ярмолюк. Он два десятилетия возглавлял в Министерстве геологии СССР зарубежные работы советских геологов и 99 раз выезжал на места их работ, был в более чем в 50 странах. С 12 лет он начал писать дневники об окружающем его мире. На склоне лет опубликовал прекрасную книгу "Геология - жизнь моя", М., 2001. Такая книга - хороший пример для тех, кто по разным причинам присутствовал в зарубежных странах и видел мир своими глазами. Кругозор познания бесконечен.
Среди великих событий прошлого века вспомним забытое - это столь же важно, как подвиги невидимого фронта, о которых мы ничего не знаем...
Почему меня заинтересовала большая жизнь Геворка Вартаняна и его супруги? Две жизни - его и моя - по протяженности времени почти одинаковые, далеко за восемьдесят. Есть что сравнить в деяниях и выразить свой то восторг, то недоумение. Всякое сравнение всегда полезно. А наш случай особенно редкий. Предельно ясно: мы по одну сторону баррикад: кто-то из нас ближе от неё, кто-то дальше.
1943 год - год хорошо известный по событиям того времени. Переломный год Отечественной и всей мировой войны, он сопровождался открытием и проведением Тегеранской конференции руководителей трех союзных держав.
Н. Долгополов в своей "рассекреченной" статье о чете Вартанян написал: "Во многом благодаря им в 1943-м в Тегеране удалось предотвратить покушение на Сталина, Рузвельта и Черчилля". Мы абсолютно ничего не знаем о героях и их поступках. О реальных поступках, их героизме журналист умалчивает. По возрасту они еще школьники, находятся в чужой стране без спецподготовки, а что творят - чудеса: взрослых вожаков нет и в помине, можно только догадаться: кругом одни невидимые шляпы и школьникам ничего не остается, как спасать и предотвращать... в страшном одиночестве. Когда мне было пятьдесят лет, я ходил по узким переулкам, примыкающим к советскому и английскому посольствам и могу представить все наяву. Того места, где совершались героические поступки, я не нашел.
Какую туфту вы, товарищи журналисты, преподносите обществу? Где он, этот подвиг? Если предполагается, что он самый главный, а были еще и другие, то интересно знать, где они?
Каким был у меня в жизни 1943 год? Я из десятого класса уральской школы еду в запасную часть и затем на фронт. На полпути (из-под Кунгура в сторону Челябинска и Чебаркуля), в Свердловске, я прошу старшину отпустить меня домой в Каменск-Уральский, который через сутки будет проезжать вся группа и присоединиться с ней. Старшина согласился, но в дороге произошло много непредвиденного. После радостной, неожиданной встречи с родным поезда из Свердловска не оказалось. Тогда мой отец посадил меня на паровоз, следовавший в сторону Челябинска. На глухом полустанке машинист паровоза получил команду остановиться. Боже мой! Я дал же слово старшине...