Солженицын безжалостно описал признаки кризиса партии и нарушение законов человеческого общежития. В пору военных и промышленных успехов это было поправимо. Но злобная критика не объясняла, что происходит, она вызывала ответное озлобление. Это была холодная война. Солженицына выслали. Америка щедро наградила его. В Вермонте он прожил, по его же словам, самые счастливые 20 лет своей жизни.
Когда-то, ещё при социализме, одного начальника должны были судить. У него был сын, с которым они жили душа в душу. Друг отца сказал сыну, что его отец проворовался и его будут судить. В то время это был несмываемый позор, и паренёк повесился. Оказывается, при желании и умении словами можно убить. Талант Солженицына владел такой способностью.
Мы, конечно, были не таким наивным народом, что нас можно было убить словами, но кое-что в этой притче верно. Сейчас видно, насколько мы были доверчивы. Мы были самым читающим народом мира и тянулись к печатному слову. Мы хотели знать, что с нами происходит, видели, что многое надо менять и были способны на это. Прогнившая партийная верхушка потеряла влияние и не смогла нас вывести из тупика. Люди с хорошо подвешенными языками (с талантами) вырвали у неё влияние на народ. Они стали учить нас тому, «Как нам преобразовать Россию». В основе их представлений об обществе было не больше науки, чем у их противников, но у них были иные цели. Ими двигала злоба и ненависть. Они стали учить гласности, плюрализму, альтернативам, презумпции невиновности и правам человека. Это стало решающим ударом всей холодной войны.
Тогда было не принято говорить обо всём подряд. Если, например, у тебя случился понос, надо было молча идти в ванную, привести себя в порядок и всё! Теперь же стало возможно с поносом прийти на работу или в общество и рассказать всё как есть, рассказать правду. Можно при этом показать непереваренную морковку и предложить понюхать. Ты имеешь право сказать правду! Это и есть гласность.
Как желудок самопроизвольно освобождается от непереваренной, несъедобной или избыточной пищи, так и сознание общества самопроизвольно освобождается от избытка незрелых идей, от ложных представлений и образов, не надо только себя сдерживать. Распущенность стала позволяться и поощряться как раскованность, а развязность – как раскрепощённость. Любая истина, доведённая до крайности, превращается в свою противоположность. Гласностью стала раскованная и раскрепощённая несдержанность. Гласность оказалась поносом общественного сознания. Всю жизнь Солженицын обличал. Когда он победил, безобразий стало больше, самолюбие Солженицына завело его во времена Великой Русской революции и он стал травить прошлое.
Гласность, плюрализм, презумпция невиновности и права человека победили, президент Америки объявил о победе над нами в холодной войне, и упоение гласностью прошло. Солженицына потянуло в Россию. Какие чувства влекли семидесятилетнего старца из счастливого Вермонта не в Оптину пустынь, а в кипящий русский котёл? Почему он не обратился к Богу, как это делали все святые, и не стал замаливать грехи, ведь пришло время? Быть может, его толкала в Россию та самая неведомая сила, которая неизбежно приводит преступника к месту своего преступления? Или труп врага хорошо пахнет, и Солженицын захотел понюхать? Или он захотел искупаться в славе победителя и упиться триумфом? Или захотел собственноручно пнуть ногой дохлого льва – самоуничтоженную КПСС? Или все эти чувства слились в одно подсознательное желание и толкали его в далёкую и уже давно чужую ему страну?
Солженицын на это не ответил, как он не ответил, за что его посадили. Рыночная Россия встретила Солженицына жидкими аплодисментами. Но тысячекратно усиленные средствами массовой информации, они выглядели в телевизоре бурными овациями. Путешествие из Владивостока в Москву должно было стать таким же потрясающим, как и «Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева. Но этого не произошло. Солженицын замолчал. Его уже не читают и читать его будут только профессионалы, то есть люди, получающие за чтение книжек зарплату.
Моряки много читают, я знаю это по своему отцу. Мой брат ходил механиком на рыболовных судах и говорит, что за три месяца рейса перечитаешь всё подряд, даже материалы последнего съезда КПСС, но Солженицына читать он не смог. Однако о Солженицыне ещё часто напоминают его соратники по рыночной революции, они показывают по телевизору его самого и его произведения как свидетельства своей правоты.
Лев Толстой предложил определять значение писателя дробью, в числителе которой стоит то, что он из себя представляет, в знаменателе то, что он о себе думает. По этому способу вычисления Солженицын оказывается величиной намного меньшей единицы. Его чрезмерное самолюбие намного превзошло то, что он сделал. Решающим оказались не столько его способности, воля и упорство в достижении цели, сколько разложение и самоуничтожение огромной КПСС и могущество ЦРУ.
Дорога в ад выстлана благими намерениями. Такую память о себе Солженицын оставил вместе с другим Нобелевским лауреатом премии мира, залившим страну кровью – лучшим немцем года. Разгромленный и подавленный народ до сих пор не пришёл в себя.
Слово «солженицын», написанное с маленькой буквы, происходит от слова «лжец» и означает человека, который заодно с теми, кто лжёт, со лжецами. Хотя интеллигент N2, возможно, старался говорить правду, он не противоречил смыслу своему имени, написанному с маленькой буквы.
Ввиду отсутствия ордена «За победу в холодной войне», общечеловечество наградило Солженицына Нобелевской грамотой, а рыночные власти присвоили ему звание лучший «классик русской литературы».
Лучшие черты нашего народа во все времена выражались в женских образах.
«Коня на скаку остановит, В горящую избу войдёт», - писал с уважением Некрасов. Предания старины глубокой сохранили образы Ярославны, Татьяны Лариной, Наташи Ростовой. Жёны декабристов подняли русское общество на недосягаемую для просвещённой Европы и общечеловечества нравственную высоту. Со временем наши женщины ушли в революцию, в промышленность, в науку, в медицину, на фронт и под конец поднялись в Космос. У нас до сих пор стоят перед глазами светлые образы Зои Космодемьянской, молодогвардейцев и многих других. Их любили, они давали жизнь. Народ рос, развивался и мог защитить себя.
Чтобы понять суть нового рыночного общества надо также присмотреться к женщинам. В 1988 году большое жюри во главе с Олегом Янковским1 назвало лучшим женским образом года проститутку в фильме «Интердевочки».
В горячке гласности, в суматохе оживления и ожидания, а прежде всего по беспечности и безалаберности наше общество и наши женщины или не осознали какую оплеуху, они получили от «счастливчика из Джезказгана» (так называл себя Олег Янковский), или теперь всё стало товаром, всё продаётся и покупается и женщины безропотно приняли своё новое рыночное предназначение. В последнем случает «счастливчик из Джезказгана» прав. Современное рыночное общество – это проститутское общество. К чести Яковлевой, сыгравшей проститутку, она, в отличие от многих и в отличие от Олега Янковского, с неприязнью отозвалась о своей героине.
Среди первых ньюрашенских проституток были не только женщины. К ним относится упомянутый выше «счастливчик из Джезказгана». В интервью журналу «Работница» Олег Янковский оживлённо назвал причиной своего выдающегося успеха «умение принадлежать». Женщины, «умеющие всем принадлежать», - это проститутки. Мужчины, «умеющие принадлежать», - это проституты, к ним отнёс себя Олег Янковский, объяснивший причину своих успехов «умением принадлежать».
Среди оппозиционеров стало правилом хорошего тона шельмовать капитал: производство у него, видите ли, гибнет, наука не может подняться, школа с первого места в мире переместилась на шестидесятое, а с ЕГЭ перемещается на девяностое, мы уже давно не самый читающий народ, и так далее до бесконечности. Они своим нытьём скрывают его чудовищную силу. Стоило капиталу лишь шевельнуть плечами, как всё вдруг стало товаром: честь, совесть, долг, Родина, отец, мать – всё продаётся и покупается. Рынок потребовал нового человека. Воплощением нужных теперь качеств стала проститутка, и «счастливчик из Джезказгана» назвал её лучшим женским образом 1988 года. Слово «девушка» вышло из употребления, теперь говорят «половая партнёрша», или, как говорит Лев Лещенко, – «сексик». Современные ярославны, наташиростовы, татьяныларины и зоикосмодемьянские бедствуют со своими детьми. Процветают деловые, они знают с кем и когда надо переспать. Молодые и красивые спешат сорвать банк на панелях Москвы, Европы, Америки, Израиля, Китая и Турции. Они предлагают себя по всему миру. Рынок выпустил из подполья самую древнюю профессию, и она теснит все остальные. В Санкт-Петербурге около 300 своднических контор, число неучтённых проституток более пяти тысяч.