Выбрать главу

«Промышленные объекты даром попали в руки людей, не имеющих опыта управления даже ларьком в подземном переходе». К этим объектам следует добавить и державные кресла в Кремле и в Доме Советов.

«Итог – разруха. Об этом все знают, но притерпелись и говорить об этом не принято, как со смертельно больным о его болезни... Никакого улучшения нет. Предприятия продолжают закрываться... Всеобщий развал и тотальное гуляй-поле, на котором бесчинствуют шайки. Никакого общественного богатства не создаётся, а перераспределяется богатство советское.

Не так опасна глубина разрухи, как её длительность. Сейчас техническое одичание длится уже двадцать лет – почти полный срок трудовой жизни поколения.

Промышленность – это в первую очередь не заводы и фабрики, а навыки народа. Если есть люди, имеющие соответствующие промышленные навыки, заводы можно восстановить, но мы как народ утратили эти навыки. У нас разрушено индустриальное сознание. Народ в массовом порядке обезручел. Мы были народом квалифицированных рабочих и инженеров, а стали народом офисных сидельцев и проходимцев, объявленных предпринимателями. Это значит, что мы как народ поглупели, дисквалифицировались». Тут полезно вспомнить, что после войны нам удалось в кратчайший срок ликвидировать разруху, восстановить экономику именно благодаря тому, что народ не потерял квалификацию, не утратил промышленное сознание.

«В сегодняшнем техническом сообществе есть поколение «дедов» (60 и более лет), поколения «отцов» (40-50 лет) практически нет. «Деды» завтра уйдут... Если прямо сейчас, сию минуту не собрать пригодных парнишек и не передать им дедовы навыки, - разруха станет необратимой. И никакое Сколково с его наноманиловщиной не поможет».

«Наша разруха – вещь преодолимая. Но надо осознать правду: она гораздо длительнее и глубже, чем после Октябрьской революции и Гражданской войны. Та длилась не более десяти лет. ХIV съезд, вошедший в историю как съезд индустриализации был в 1925 году.

Что же делать? Надо прежде всего признать разруху. ( Как Сталин в 1931 году честно и прямо признал отсталость России от передовых стран на 50-100 лет. - В.Б.). И не врать, что уже начался рост, всё исправляется... Разруху надо признать. Надо осознать, что перед нами как народом стоит задача индустриализации и восстановления сельского хозяйства, образования, фундаментальной науки. И засучив рукава, приняться за всенародную работу. Если начать сегодня, то через пять лет мы увидим первые результаты, через десять они станут неоспоримыми, через пятнадцать – страну будет не узнать.

Это требует большой политической воли, без неё ничего сделать нельзя ни в какой области. Сегодня воли нет. Но это не означает, что так будет всегда».

Воли нет? А что же есть? Нет, воля есть и даже очень большая, но она направлена не на ликвидацию разрухи, каковую они никогда не решатся признать. Что же есть? А вот... Предстоятель говорит о росте благосостояния народа и в доказательство демонстрирует народу свой обнаженный мускулистый торс. Полюбуйтесь, православне! Местоблюститель уверяет, что демократия у нас всё растёт, ширится, и в подтверждение этого показывает, что сам он так демократичен, что готов чмокаться с любой дурындой, даже с дюжиной их подряд, лишь бы они назвали себя Меdvedev-girls. Предстоятель предлагает народу полюбоваться, как он ловко удит рыбку в мутной воде. Местоблюститель рисует живую картину расцвета сельского хозяйства: садится за штурвал комбайна и собирает 12 тонн кукурузы, посаженной еще великом Кукурузником. Предстоятель признаёт, что подводных лодок у нас почти не осталось от советского времени, но он лично может нырнуть на большую глубину в море и вытащить две античных амфоры времён знаменитой лесбиянки Сапфо. Местоблюститель произносит задушевную речь при открытии Большого театра, но запрещает своему сыну Илюше идти смотреть оперу «Руслан и Людмила», превращенную театральной бандой русофобов в порнографию... При этом, конечно, оба мечутся по всей стране, даже по всему миру и произносят эпохальные речи... А в это время каждый день в стране пропадают полсотни детей. Вот на экране несчастная русская женщина в черном и кого-то просит, умоляет: «Отдайте моего ребенка! Отдайте! Верните!.. Он мой!». Я несколько дней после этого не мог спать. Женщина стояла у моего изголовья и взывала: «Отдайте!.. Он мой!..»

И все подобное некоторое время ещё будет продолжаться. «Но это не означает, что так будет всегда».

В.С. БУШИН

СОВЕТУЮ ПОСМОТРЕТЬ

Посмотрел фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой». Очень даже неплохой фильм, скажу я вам.

1979 год, год до смерти барда. Все мы знаем его срок, всё нам ясно. На экране резиновая маска поэта, неживое лицо, обездвиженное, обескровленное, статичное. А какое у него было лицо тогда? Смертельно уставшее в сорок лет, изнаркоманенное, исколотое, испитое. Да и сам Владимир Высоцкий не герой и не пророк. Артист, опустившийся до уровня наркомании и «чёса», «левых» концертов и шабашек. Без самого малого преступник по меркам того времени, расхититель соцсобственности и рвач.

Мятущийся и опустившийся, брошенный и любимый, он через силу едет в благословенную Бухару, как говорят на Востоке, «Бухара-шериф», город-жемчужина, где древние неуклюжие башни увенчаны гнездами аистов. Бухара! Восточный базар, гортанная перекличка на улицах, город, тогда еще наш, а теперь потерянный для русской ойкумены… Туда направляется русский поэт Высоцкий (Сергей Безруков? Впрочем, только он это и может сыграть), его «продюсер» Павел - профессиональный гешефтмахер в исполнении Максима Леонидова, врач-реаниматор Игорек (А. Панин), лукавый и подлый, небольшой артист Сева (И. Ургант). Едут зарабатывать бабло. Высоцкому на наркоту, его продюсеру на кайф. Высоцкий здесь не девочка-ляля, не «жертва режима», испившая «всю горесть репрессий», не непонятый обществом великий артист, не пресловутый диссидент. Поэт играет по «правилам», он едет «пилить» трёшки и пятерки своих поклонников в одной из «самых дальних гаваней Союза», не очень-то честный и порядочный. Что ж смотреть на такого?

Не сразу и поймешь. Первые десятки минут давишься от мерзости его словно резинового лица-маски, столь не похожего на растиражированные миллионами копий портреты «нашего» «Володика». От его рвачей-дружбанов, ловко наживающих тысячи на таланте поэта. На его поте и крови, конвульсиях и судорогах. Но и его болезнь следствие его пьянства и бездуховности, лжи и блуда…

И вот тогда, когда наименее подготовленный к сюрпризам режиссера Петра Буслова зритель начинает подтягиваться к выходу из кинозала, в среду этих ничтожных киногероев – мелких «бизнесменов» и торгашей – врывается настоящее ЗЛО – палач из спецслужб Бехтеев (А. Смоляков). И здесь первый надрыв. Настолько уж явственно и близко это зло стукачества и верноподданичества, что зрительный зал начинает закипать. Здесь даже организатор концертов Высоцкого в Узбекистане Фридман (Д. Астрахан) – стукач и вор – становится положительным героем. Отечественная кинокритика назвала героя Андрея Смолякова очередным «героем нашего времени», но палаческое начало не вытравишь никакой ретушью. Смоляков цельно и талантливо сыграл средоточение подлости и лжи. В фильме он самый настоящий оборотень в погонах. Уже тогда такие, как он, меньше всего думали о безопасности страны, им для очередной звездочки на погоны и бирюльки на китель нужно было свернуть в бараний рог артиста. Что ж, это не так уж и сложно. Ведь все его друзья были завербованы. Маленькие люди, со своими грешками и должками… Неужели их нельзя было дожать, додавить мощной державе, казавшейся тогда великим колоссом!

О той державе чуть-чуть, о моем Союзе. В фильме небезынтересно показаны предпосылки грядущей геополитической трагедии 91-го года. Великого Развала Державы. Здесь и лживость, и показуха официоза, местничество националистических баев и божков местного разлива, лишь для вида размахивающих партбилетами, и пир во время чумы партноменклатуры, и гнусное шипение мещан. Но даже в фильме много правды. Средняя Азия! Родина великих поэтов и философов, замечательный народ, еще не ставший народом «равшанов» и «джумщудов». Разбавленный Старшим Братом – русскими учителями, врачами, музыкантами, мастеровыми – подтянутый ими в культуре и профессии до нашего уровня. Еще скованный советской дисциплиной, направленностью к труду и созиданию.