ЦИК и Совет народных комиссаров определенно стали на сторону диктатуры трудового элемента. Но вы, являясь верховным всенародным органом, должны будете сказать свое последнее решающее слово. Мы того мнения, что в эпоху создания социалистического строя мы должны, во имя победы социализма, всемерно стоять на диктатуре трудовых масс. Вторым главнейшим вопросом является вопрос о войне и мире. Вы знаете, какие практические меры в этом направлении предприняла революционная советская власть... Только от вашей воли, товарищи, всецело зависит решение столь важного, столь жгучего и волнующего всех вопроса, как вопрос о войне и мире. Кроме этого, перед нами еще один наболевший вопрос, — это вопрос национальный. Вы знаете уже о том, что Советом народных комиссаров издан декрет о независимости Финляндии, декрет об отделении Украины, и вы должны, товарищи, и в этом направлении вынести свое решение. Все перечисленные вопросы настолько широко охватывают все стороны нашей будущей творческой работы, что данный съезд в таком составе, какой мы имеем перед собой сегодня, едва ли сможет разрешить в более или менее короткое время эти задачи. Поэтому мы думаем, что детальная разработка всех этих вопросов государственной важности будет возложена на выбранный вами орган. Я надеюсь, что Всероссийский съезд советов утвердит всю работу, которая была выполнена за это время советской властью, и укажет дальнейшие шаги к развитию революционного строительства нашей обновленной жизни. Я надеюсь также, что этот съезд, совместно с созываемым вскоре крестьянским съездом, станет на платформу революционной советской демократической республики и пойдет по пути укрепления и развития идей социализма. Нет сомнения, что наша социалистическая республика зажжет революционный пожар во всех странах всего мира и мы придём в конце концов к торжеству братства, к полному уничтожению войн и эксплуатации человека человеком.
Товарищи! От имени Совета народных комиссаров я должен представить вам доклад о деятельности его за 2 месяца и 15 дней, протекших со времени образования советской власти и советского правительства в России.
2 месяца и 15 дней — это всего на пять дней больше того срока, в течение которого существовала предыдущая власть рабочих над целой страной или над эксплуататорами и капиталистами, — власть парижских рабочих в эпоху Парижской коммуны 1871 года.
Эту власть рабочих мы должны вспомнить прежде всего, бросая взгляд назад и сравнивая ее с советской властью, образовавшейся
7 ноября (25 октября). И из этого сравнения предыдущей диктатуры пролетариата и настоящей мы сразу можем видеть, какой гигантский шаг сделало международное рабочее движение, и в каком неизмеримо более благоприятном положении находится советская власть в России, несмотря на неслыханно сложные условия в обстановке войны и разрухи.
Продержавшись 2 месяца и 10 дней, парижские рабочие, впервые создавшие Коммуну, которая представляет зачаток советской власти, погибли под расстрелом французских кадетов, меньшевиков и правых эсеров-калединцев... Французским рабочим пришлось заплатить небывало тяжелыми жертвами за первый опыт рабочего правительства, смысла и цели которого не знало громадное большинство крестьян во Франции.
Мы находимся в гораздо более благоприятных обстоятельствах, потому что русские солдаты, рабочие и крестьяне сумели создать аппарат, который об их формах борьбы оповестил весь мир, — Советское правительство. Вот что прежде всего изменяет положение русских рабочих и крестьян по сравнению с властью парижского пролетариата. Они не имели аппарата, их не поняла страна, мы сразу же опирались на советскую власть, и поэтому для нас никогда не было сомнения в том, что советская власть пользуется сочувствием и самой горячей, самой беззаветной поддержкой гигантского большинства масс, и что поэтому советская власть непобедима…
Мы никогда не сомневались в том, что только союз рабочих и беднейших крестьян, полупролетариев, о котором говорит наша партийная программа, может охватить в России большинство населения и, обеспечить прочную поддержку власти. И нам удалось после 7 ноября (25 октября) сразу, в течение нескольких недель преодолеть все затруднения и основать власть на основе такого прочного союза…
Вы помните, товарищи, что советская власть, издавая ранее какие-либо важнейшие законы, всегда делала оговорку, что они вводятся действием «впредь до окончательного разрешения их Учредительным собранием». Это было ещё до тех пор, когда трудовые массы верили и надеялись, что Учредительное собрание явится выразителем их подлинных интересов и мнений. Теперь же, после того как правоэсеровское большинство хотело использовать Учредительное собрание в контрреволюционных целях, трудящиеся массы знают и хотят знать только одно истинное трудовое Учредительное собрание — это свои советы, верховный орган революционного пролетариата — Совет народных комиссаров. Ясно, что приведенная оговорка к декретам теперь уже не может быть ничем оправдана, она совершенно устарела, отошла в область преданий, как отошли от революции и те партии, которые хотели подделать народную волю в Учредительном собрании. Предлагаю предложение голосовать.
(Предложение принимается без прений... Результаты, голосования встречаются шумными аплодисментами.)
Позвольте мне ещё внести и другую поправку — предложить вам принять предложение о новом обозначении верховной революционной власти. Ранее она, как вам известно, называлась: «Временное рабочее и крестьянское правительство». Теперь, когда не только в России, но и во всем мире побеждает революция трудящихся масс, когда мы призваны непосредственно к закреплению нового государственного строя путем новых основных законов и организации на основании их всей социальной жизни, мы должны откинуть слово «Временное» и впредь именовать нашу верховную власть «Рабочим и крестьянским правительством Российской советской республики». (Долго несмолкаемые, бурные аплодисменты. Принимается без прений.)
КУЛЬТУРА И КУЛЬТПАСКУДСТВО
ВОР У ВОРА БУТЫЛКУ УКРАЛ
(Окончание. Начало в №№6,8)
Наконец, добрался критик Сарнов и до Солженицына. Казалось бы, чего им делить-то? Оба лютые антисоветчики, лжецы и клеветники; для обоих Россия – тюрьма; оба ненавидят Сталина, Горького, Шолохова, почти всю советскую литературу; один во время войны рассылал с фронта письма, в которых поносил Верховного Главнокомандующего, второй на того же Верховного измышлял слюнявые эпиграммы; оба одержимы страстью поглощения бумаги; оба лаются самым похабным образом, первый: шпана... бездари... плюгавцы... плесняки... собака... шакал... баран... обормот... хорёк... скорпион... и т.п., второй: чучело... слюнтяй... г... о... г... к... г....ед... и т.п.; в своём всеохватном вранье оба используют один и тот же убогий прием, у первого об ужасах советского времени свидетельствуют один врач... один офицер... одна баба... две девушки... водопроводчик... молодой узбек и т.п., у второго - один писатель... один журнал... одна знакомая... одна приятельница... и т.п.
Мало того, порой Сарнов просто даёт вариант на заданную Солженицыным тему. Вот он пишет об известном «Деле Кравченко». Этот хлюст в 1949 году перебежал на Запад и стал там вещать о порядках в наших лагерях. Одна французская газета обвинила его в клевете. Он подал в суд. В ходе процесса один свидетель со стороны Кравченко, сидевший в наших лагерях, упомянул, что в камерах было тесно. Что ж, вполне возможно. Но его спросили, как это выглядело конкретно. Он сказал: в камере размером в 40-45 кв. метров находилось человек 150-200.
И Сарнов пишет: «Адвокат разводит руками: абсурдность показаний очевидна... Не может западный человек вообразить, что в камеру размером в 40-50 кв. метров можно было запихнуть 150-200 человек». Западный человек... Запихнуть, чтобы они там впритирку стоймя стояли какое-то время, не знаю, может быть, кому-то и удалось бы, но ведь речь-то идёт о том, что арестанты жили в этой камере, т.е. ели, спали, справляли нужду и т.д. Именно об этом и говорил свидетель: «Они лежали там все на полу…». Уж это никак невозможно, если только не укладывать один ряд спящих на другой до самого потолка. Но ведь такого-то не было, это-то невозможно. «Когда, - продолжал свидетель, - кто-нибудь пытался повернуться на другой бок, то повернуться должны были все двести человек». Сарнов заключает: «Вообразить такое западный человек не в состоянии и в зале раздаётся смех». Опять западный! Да и восточный не может. А может только человек, одуревший от антисоветчины.