Выбрать главу
Зеленоградский мент

Хорошо помню, как однажды увидел на выходе из подземного перехода в районе вокзальной площади г. Зеленограда милиционера, встречавшего прибывших пассажиров. Здоровый, как лось, волосатые ручищи – словно медвежьи лапы (такого бы в шахту с отбойным молотком или к доменной печи выламывать в канавах горячий скрап!). Его ноги, словно у немецкого охранника пропускного пункта времен войны, были широко расставлены. На шее висел готовый к бою незачехленный автомат, хотя с кем собрался его хозяин воевать, было неясно. Но главное, что вызывало страх, было его огромное, рябое, и явно похмельное лицо с маленькими, колючими и злыми глазкaми. Они были запрятаны в непомерно большие, как у обезьяны, надбровные дуги, что явно свидетельствовало о чрезвычайно малом объеме «серого вещества» под черепной коробкой.

«О, господи, ну и чудовище», - подумал я, наблюдая за тем, как этот монстр обшаривал взглядом приезжих и, непрерывно жуя жвачку, сплевывал слюну себе под ноги. Невольно пришла мысль, что он в любую минуту может начать палить из своего автомата по толпе приезжих только потому, что кто-то ему не особенно в ней понравился.

Какой-то мудрый человек (не могу вспомнить кто) однажды сказал: суждение о милиции обычно формируется на основании первой мысли, зафиксированной сознанием при встрече с попавшимся на глаза милиционером. Я с этим полностью согласен, поскольку фиксация в моем сознании образа зеленоградского чудовища тоже произошла мгновенно. А возникшие при этом ощущения ничего общего не имели с давно сформировавшимися у меня представлениями о стражах порядка, основанными на образах литературного героя стихотворения Сергея Михалкова «Дядя Степа», а также полных привлекательности и достойных всяческого уважения Глеба Жеглова и Володи Шарапова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».

Поэтому внешний вид «зеленоградца» тотчас же вынудил меня задаться таким вопросом: «Неужели и до такого состояния докатилась, родная?». Тем не менее, будучи человеком сугубо гражданским и от правоохранительных структур далеким, я долго не склонен был обобщать и переносить свои мрачные впечатления от увиденного страшилища в погонах на весь милицейский корпус страны.

Ломка моих убеждений о чистоте и непорочности наших стражей правопорядка происходила постепенно по мере того, как до меня доходили сведения о совершаемых ими злодеяниях и преступлениях. Я узнавал, что в милиции бьют, выколачивая признательные показания. Что гаишники берут взятки. Что задержанных на «панели» девчонок нередко принуждают к сексу и обкладывают данью. Что в отделениях милиции задержанных могут обкрадывать, а также издеваться над ними вплоть до изнасилования милицейскими жезлами, предварительно смазанными сапожным гуталином. Что в интересах «нужной» статистики могут фальсифицироваться отчетные данные о совершаемых преступлениях и т.д. Однако даже и после такой информации к широкому обобщению мой разум был не готов.

И лишь когда я однажды зашел на сайт Следственного комитета, где были выложены все отчеты о возбужденных в нашей стране уголовных делах, в том числе и в отношении милиции, мне было отчего схватиться за голову. Оказалось, что многие наши «доблестные защитники» граждан и личной собственности стали сами нападать на соотечественников, избивать их и обворовывать. Вместо того чтобы бороться с экономическими преступлениями, некоторые принялись сами мошенничать, заниматься вымогательством, брать взятки и даже торговать наркотиками. И, наконец, вместо того чтобы отлавливать воров, грабителей, насильников и убийц, не только принялись выходить на «большую дорогу», а и убивать. И главное тут заключалось в том, что я понял: речь шла не о единичных случаях, а о криминализации всей российской системы правопорядка. Так что зеленоградский мент был лишь одним из ее наиболее ярких представителей. Оставалось лишь обрядить его в полицейскую форму, надеть на рукав белую повязку - и полицай готов!

Вот почему многие россияне с надеждой встретили инициативу президента РФ о реформировании органов правопорядка. Одновременно было также решено переименовать милицию в полицию. «На мой взгляд, пришла пора вернуть милиции ее прежнее наименование и именовать в дальнейшем наши органы правопорядка полицией», - сказал Медведев на совещании по поправкам в закон «О милиции».

Реформирование и переименование – не одно и то же

В последнее время наше общество, отбросив в сторону свои насущные проблемы, живет дискуссией о путях реформирования правоохранительных органов. В этом вопросе все едины: реформирование давно назрело и необходимо. А вот в вопросе переименования милиции в полицию единого мнения не только нет, а и многие россияне выступили против этой затеи. И даже ссылки нынешней власти на опыт бывшего царского режима поколебать их мнение не смогли. Это и понятно, поскольку именно в последнее время в обществе усилилось стремление к справедливости, равноправию, свободе и демократии. Прочно сидят в сознании народа и негативные воспоминания о царизме, его утонченных и коварных методах сыска, отлавливании оппозиционеров, их мученических «отсидках» в тюрьмах и гибели на каторгах. А о полицаях времен Великой Отечест-венной даже и говорить не приходится - их деятельность на оккупированной немцами территории до сих пор вызывает у россиян справедливое чувство негодования и ярости.

Россияне о переименовании

Вброс в общество идеи о переименовании милиции в полицию произошел, когда по всей России полыхали лесные пожары, горели дома и люди, задыхаясь в дыму, в панике метались от безысходности. И хотя в столь «огнеопасной» ситуации логичнее было бы говорить о срочном реформировании не милиции, а противопожарной службы и защите лесов, россияне эту навязанную им дискуссию приняли.

Вот как первоначально отзывались об этом мероприятии регионалы, более раскованные, нежели москвичи, в выражении своего мнения («Магнитогорский металл», 13.08.10):

Виктор Сероштанов, председатель Ленинского районного суда:

«Службу давно пора переименовать и, наконец, избавиться от всего советского» (здесь и далее выделено мною. – А.Г.).

Нина Молчанова, нотариус Магнитогорского нотариального округа:

«Хоть горшком пусть назовут, лишь бы хорошо работали, более человечно. Меняя название, мы хотим приблизиться к полиции Запада. Но они работают на упреждение нарушений, в чем сама воочию убедилась, побывав недавно в Германии. Ни один из западных полицейских не будет устраивать на водителя засаду в кустах, он открыто стоит на дороге. За проступок пожурят, предупредят, но в участок не потащат и руки заламывать не станут. Увидев, что человек заблудился, обязательно подойдут, помогут. Может, потому, что нашим милиционерам план на штрафы сверху спускают, для них главное - не порядок соблюсти, а план выполнить».

Ирина Ермолаева, адвокат Магнитогорской городской коллегии адвокатов:

«К смене вывески отношусь отрицательно.Не приемлю мотивацию, которая отсылает к названию органов правопорядка в царской России - мы в другой эпохе. Согласно Конституции, Россия - демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления. Сейчас не осталось людей, которые знали бы, какой на самом деле была царская полиция. Важно не название, а содержание. И то, насколько силовые органы соблюдают, охраняют принципы структуры, для которой они созданы. Представьте только, какие затраты повлечет переименование, сколько вывесок, бланков, печатей, трудовых книжек необходимо переделать и переписать! Орг-мероприятия выльются в миллионы рублей. Целесообразнее бы эти средства направить на повышение окладов и тарифных ставок. Моя бабушка, бывший капитан милиции, запричитала, когда о полиции услышала. Для военного поколения слово «полицай» ассоциируется с изменниками Родины, которые расстреливали людей на оккупированных территориях».