Проблемой продления сроков эксплуатации атомных реакторов должны заниматься технические специалисты, на решение которых не должна влиять никакая внутриполитическая ситуация. Она была затронута лишь для того, чтобы показать нравственный уровень новоиспечённых лауреатов, делающих свой частный гешефт на сложнейшей государственной проблеме. Лихая троица, используя свой административный ресурс, вовремя подсуетилась, чутко уловив конъюнктуру. В нашем бренном мире такое далеко не редкость. Эта тема стара как мир. Ещё Беранже писал: «Хоть речь блестящая в регистры у нас заносится тайком, Но не талант ведёт в министры». Но продолжим разговор о социальной норме на потребление электроэнергии.
Никто не будет спорить, что любое ограничение на потребление жизненно важных для граждан продуктов, установление на них каких-то социальных норм представляет собой чрезвычайную меру и может носить только временный характер. Наши правители, вводя норму на электроэнергию, умалчивают об этом. Ну а что они могут сказать? Ведь обеспечить электроэнергией всех потребителей нашей страны в полной мере одним лишь продлением эксплуатации атомных реакторов невозможно. Необходимо глобальное обновление всего энергетического хозяйства страны. Необходимо обновление оборудования действующих электростанций и строительство новых. Но есть ли в нашей стране такая возможность? При разрушенной энергомашиностроительной отрасли такая перспектива не просматривается. Проблема заключается не столько в порушенных заводах и научно-исследовательских институтах, сколько в недостатке квалифицированных кадров. К слову, эта беда не только энергетиков. Она носит общегосударственный характер. Что там говорить! Если даже недостаток квалифицированных лётчиков в гражданской авиации достиг такого критического уровня, что он обсуждался в Государственной Думе.
Кадры решают всё! Эта короткая, но ёмкая фраза Сталина как нельзя более сегодня актуальна. За более чем двадцатилетнюю деятельность «эффективных менеджеров», наша страна потеряла тысячи и тысячи специалистов. Остановившиеся или работающие в четверть силы заводы это не только опустевшие корпуса и ржавеющее оборудование, но и потеря высококвалифицированных кадров. Корпуса и оборудование можно восстановить, но кадры быстро восстановить невозможно. Их создание требует годы и годы. Создание научно- технических кадров во много раз сложнее. Погубленные научно-исследовательские институты это однозначная ликвидация научных кадров, ликвидация научных направлений, научных школ.
В нашей стране чиновничьим беспределом никого не удивишь. Но надо твёрдо знать, что в науке он способствует её коррозии и снижен её потенциала. Чтобы понять это достаточно поставить себя на место тех учёных, которые реально отдали все свои знания и труд на решение сложных научно-технических проблем, а результатом их труда воспользовался чиновник от науки для прославления одного себя родимого.
Энергетика - это локомотив современной экономики. Эта аксиома, справедливость которой подтверждена развитием мировой экономики.
Евгений ИВАНЬКО
ИСТОРИЯ
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
(Продолжение. Начало в №№21,22,25,34,36,38,40,44,47,49-52 2013 г., 3-13 2014 г.)
Когда именно Сталин вышел из строя, сказать точно пока нельзя. Мы попробуем другой путь – вычислить не тот день, когда это случилось, а самый поздний срок, про который можно твердо сказать, что тогда на посту Председателя СНК Сталина уже точно не было.
В ночь на 21 июня произошло два важнейших события. Сначала, как помнит читатель, после отказа Гитлера принять Молотова был дан приказ привести все войска в боеготовность и сообщить им время нападения немцев. От председателя СНК к наркому обороны такой приказ ушел не позже 6 часов вечера 20 июня. Кто именно его давал – еще Сталин или уже Молотов – сказать трудно. Но даже если это уже был Молотов, то он делал то, что наметил раньше Сталин.
Но готовность войск - только одна сторона вопроса. В то время, когда уже на все обороты был запущена машина приведения в боевую готовность Красной Армии, состоялось обсуждение руководством страны политической ситуации – как вести себя дальше с Германией. Напомню, что руководство СССР, в отличие от Германии и стран Запада, было коллегиальным: один член Политбюро – один голос.
Согласно журналу учета посетителей кабинета Сталина, высшее политическое руководство страны собралось там именно вечером 20 июня. Совещание началось в 19.55 и закончилось в первом часу ночи 21 июня. Если не считать Сталина, участвовали четверо членов Политбюро – Молотов, Каганович, Микоян, Ворошилов, и два наиболее деятельных кандидата – Берия и Маленков. (Исчезнувшая империя…) Присутствовали тем вечером в сталинском кабинете и фигуры ниже рангом – но скорее всего, кроме заместителя наркома иностранных дел А.Я. Вышинского, они были просто плановыми посетителями.
Последний раз столь представительное общество собиралось здесь два с половиной месяца назад. Тогда, 10 апреля 1941 года, руководство во главе со Сталиным решало вопрос принятия пакта о ненападении с Японией.
Теперь в таком составе руководители СССР обсуждали вопрос о войне с Германией. Чтобы лучше понять важность момента, сравним этот состав с “кворумом” в кабинете Сталина вечером 21 июня, когда вышла известная “Директива №1”. Ведь по всем канонам, именно тогда якобы наступил кульминационный момент истории. Как утверждают хрущевцы, только в тот вечер до Сталина наконец дошло, что нападение немцев неизбежно, и он разрешил наконец “привести войска в боеготовность”. В тот момент и должно было собраться руководство страны всем составом, ибо если не по поводу войны с Германией, то когда же еще ему собираться?
Тем не менее, вечером 21 июня там отметились всего лишь два члена Политбюро – Молотов с Ворошиловым, да те же кандидаты, Маленков и Берия. Жалкое подобие «вечери» 20-го июня! Значит, именно в ночь с 20 на 21 июня Политбюро обсуждало важнейший вопрос о войне с Германией и приняло политическое решение. Какое?
Утром 21 июня советское посольство в Берлине, как пишет переводчик В.М. Бережков, получило из Москвы важный документ, который надлежало срочно передать руководству Германии:
«21 июня, когда до нападения гитлеровской Германии на СССР оставались считанные часы, посольство получило предписание сделать германскому правительству еще одно заявление, в котором предлагалось обсудить состояние советско-германских отношений.
Советское правительство давало понять германскому правительству, что ему известно о концентрации немецких войск на советской границе и что военная авантюра может иметь опасные последствия. Но содержание этой депеши говорило и о другом: в Москве еще надеялись на возможность предотвратить конфликт и были готовы вести переговоры по поводу создавшейся ситуации… Посольство должно было немедленно передать германскому правительству упомянутое выше важное заявление...» (Бережков В.М. Страницы дипломатической истории).
Тридцать лет спустя уже 80-летний Бережков снова вернулся к вопросу, что именно было в том документе:
«21 июня 1941 года получили телеграмму от Сталина. Он опять предлагает встречу с Гитлером. Он понимает: война принесет несчастье двум народам, и, чтобы избежать этого, нужно немедленно начать переговоры, выслушать германские претензии. Он был готов на большие уступки: транзит немецких войск через нашу территорию в Афганистан, Иран, передача части земель бывшей Польши.
Посол поручил мне дозвониться до ставки Гитлера и передать все это». (В. Бережков. Я мог убить Сталина.)
Бережков за давностью лет, видимо, уже забыл такие детали, что наркомом иностранных дел у него был Молотов, а не Сталин, и звонил он в немецкий МИД, а не «ставку Гитлера». Поэтому не стоит обращать внимание на его слова, что всё приходящее в Берлин из Москвы непременно было от Сталина. В 1973 году, когда он был более адекватным, он и писал точнее – «советское правительство», «Москва», а Сталина не упоминал вовсе. Для нас же здесь важна стабильность его сведений о содержании депеши – что Москва пыталась вытянуть Гитлера на переговоры и таким образом предотвратить или задержать войну.