16 августа 1943 года.
...В этот же день, буквально у передовой линии видел стайку серых куропаток. Судя по их поведению, они жили здесь постоянно.
Просто удивительно, как могут ютиться животные и птицы среди людской сутолоки, там, где и укрыться-то по-настоящему негде. И это виды относительно осторожные. Бойцы рассказывали, что здесь же на самой передовой линии они часто видят тетеревов. Отдельные ли это «смелые» особи или все такие, судить пока не будем.
Я уже подмечал доверчивость некоторых животных и птиц. Не случалось мне видеть в населённых пунктах столько певчих птиц, как в прифронтовых белорусских деревнях. А причина проста. Боевые действия, проходившие здесь, не дали возможности населению обмолотить лён. Его свезли с поля и в снопах сложили под стенами строений. Это и привлекло птиц.
23 июня 1944 года.
Начали наступать. Очень сильная оборона противника под Оршей в районе Осинстроя была прорвана с большими боями. Дальше было нечто ураганное — Орша, Борисов, Минск, Молодечно и, наконец, — 13 июня — Вильно…
В день прорыва утром я приехал на огневые позиции дивизиона. Располагались в редком сосновом лесу, в полутора километрах от противника: позиции часто и сильно обстреливались из миномётов. Обратил внимание на висящее на сучке брезентовое ведро. Оно съёжилось, но в отверстия были вставлены крест-накрест палочки-распорки. Прошёл бы мимо, если бы не увидел птичку, присевшую на распорку и порхнувшую внутрь ведра. Это была мухоловка-пеструшка.
Артиллеристы рассказали, что ведро провисело на дереве несколько дней, и пеструшки свили в нём гнездо. Люди не тронули гнезда, а заботливо вставили распорки. Теперь в этом необыкновенном гнезде были уже птенцы. Их кормили самец и самка.
— Она у нас смелая, чуть не на голову садится, — сказал мне офицер-артиллерист…
Скоро наметился прорыв обороны немцев на болоте у села Остров Юрьев. Я должен был срочно двинуться туда. Мы поручили оставшимся в тылу охранять брезентовое ведро с гнездом мухоловок…»
Через несколько дней после этой записи, 20 июля 1944 года, капитан Гончаров был сражён осколком вражеской мины на огневой позиции своего дивизиона. Похоронен в деревне Швабишки в восьми километрах восточнее польского города Алитус, вблизи селения Олава.
Зачем? Ради чего? А чтоб, знаете ли, ельциноидная демократия имела полное право подсовывать тем же телезрителям красавицу-резвушку Новодворскую с клиническим верещанием: «Русский фашизм — это не надуманное явление, он укоренён в сознании населения». Чтоб другой любимец властей, «вор в законе» Альфред Кох не сидел на нарах, а продолжал внаглую, беспрепятственно обгаживать Россию: «Я думаю, для того, чтобы отобрать у нас атомное оружие, достаточно парашютно-десантной дивизии. Однажды высадить и забрать все эти ракеты к чёртовой матери. Россия никому не нужна (смеётся)… Я не понимаю, чего такого особого в России?»
Представляю, как мог бы ответить ему тунгус Семён Данилович Номоконов, знаменитейший снайпер, уничтоживший целый батальон врагов, если бы вдруг спутал «нашего» немца Коха с фашистом Кохом…
Недаром Лебедев-Кумач посвятил
С.Д. Номоконову такие строки:
Как мастер снайперской науки,
Фашистской нечисти гроза,
Какие золотые руки,
Какие острые глаза!
Он сочетает и уменье,
И выдержку большевика.
Он бьёт — и насмерть поражает,
И, помня Родины приказ, —
Он славный счёт свой умножает
И неустанно приближает
Победы нашей славный час.
Из дневника опять же «безнравственной, бездуховной» молоденькой москвички Жени Рудневой, которая в начале Великой Отечественной пошла учиться «на штурмана», чтоб летать на У-2:
«18 января 1938 г.
За что ценит людей Островский? Он ценит человека за его мужество, за безграничную выносливость, за то, что он умеет перенести страдания, не показывая их всем и каждому. Я за этот тип революционера, для которого личное ничто в сравнении с общим. Я — тоже. Чудесная книга!»
«5 октября 1938 г.
Тоска берёт, когда слушаешь радио или читаешь о мюнхенской конференции Германии и Италии с Англией и Францией. Чехословакию подло предали, её уже делят…
Болит правая рука — это я так усердно метала гранаты, не добрасываю сантиметров 30 до 24 метров.»
«10 марта 1939 г.
…Ведь сейчас у нас в Союзе происходит знаменательное событие: с 10 марта в Кремлёвском дворце происходит XVIII съезд партии большевиков. Во всей стране подъём, но что делается за границей?! В Испании — мерзкое предательство: Миаха оказался Иудой, республиканской Испании фактически уже нет. Чехословакия проглочена Германией, скоро это же будет с Румынией… А всё при помощи «демократов» — Англии и Франции. Мерзко!»
«19 октября 1942 г.
…Летаю штурманом на самолёте, сбрасываю на врага бомбы разного калибра, и чем крупнее, тем больше удовлетворения получаю, особенно если хороший взрыв или пожар получится в результате. Свою первую бомбу я обещала им за университет — ведь бомба попала в здание мехмата прошлой зимой… Мой счёт ещё не окончен. На сегодня у меня 225 боевых вылетов. И я не хвалиться хочу, а просто сообщаю, что честь университета я поддерживаю — меня наградили орденом Красной Звезды… А сегодня я буду бить и за Пулково — за поруганную науку» (Из письма профессору С.И. Блажко).
«17 августа 1943 г.
Я окончила Олдингтона «Все люди враги». Автор вместе с Кларендоном совершает много ошибок, взгляд у него на жизнь — далеко не жизненный и сам он, как человек умный, понимает обречённость своих теорий. Но эта книга волнует…»
«5 февраля 1944 г.
Где-то ты сейчас, мой далёкий иранец?.. Я уже сделала карту боевого пути. Пишу «Двухлетие»:
А ведь жить так хочется, родная,
И в огне так хочется любить…»
«17 марта 1944 г.
…Передовая… Если не нагнуться в траншее, сейчас же свистят пули снайперов. Землянка командира взвода, лейтенанта: маленькая, тёмная, с голыми нарами, у входа следы недавнего попадания снаряда.
…Думаю о тебе, Славик.»
«27 марта 1944 г.
У нас в полку тяжёлые дни. Завтра будем хоронить Володину и Бондареву. Разбитый в щепки самолёт крестьянин обнаружил в плавнях у Черноерковской 10 марта. Их выкопали и привезли сюда на санитарном самолёте. Тягостное чувство. …Прочла Льва Кассиля «Есть такие люди». Понравился первый рассказ «Нелюдимо наше море…» о капитане Батыгине и его жене».
В ночь на 9 апреля 1944 года Женя Руднева, молодая коммунистка, погибла.
…Нас, «совков», учили делиться знаниями. Делюсь и сообщаю всем летающим в облаках «элитарной» вседозволенности: нелюбимое, презираемое вами «быдло» удостоило вас прижизненного звания. Извиняюсь, но звучит оно так: «богоизбранцы-зас..цы». Вероятно, первой услыхала эту оценку своей сущности Л. Улицкая, именуемая во имя рыночно-спекулятивных профитов «русской писательницей». То-то жалобно вскричала там, на сахаровском болоте: «Я боюсь народа!»
— Ну и как вы считаете, и впрямь наш рулевой поведёт нас к лучшему? — спросила я у «бомбилы», а точнее физика-оборонщика с уничтоженного предприятия.
— С чего бы? — был ответ. — Мы, «нефтяной народ», для верхов вроде живого мяса. Слыхали, небось, как бежит из-за «колючки» прожжённый вор в законе? Он берёт себе в попутчики кого поупитанней, чтоб убить его и питаться им по дороге в своё светлое будущее. И какие б лозунги-призывы не сыпались с верхов, самая основополагающая сентенция прочно прибита к нынешним российским небесам: «Ты, дурак, ещё не сожрал своего ближнего? Спеши, а то он тебя сожрёт!» Бизнес, ничего кроме.