По всей стране были разосланы делегаты, по всем телеграфным проводам летели инструкции, требовавшие от местных Советов и армейских комитетов, чтобы они отменяли или откладывали выборы на съезд. Напыщенные резолюции против съезда, заявления о том, что демократия не допустит его открытия перед самым Учредительным собранием, протесты представителей от фронтов, от земского союза, от крестьянского союза, от союза казачьих войск, от союза офицеров, от союза георгиевских кавалеров, от “батальонов смерти”... Совет Российской республики тоже единогласно выражал неодобрение. Весь огромный аппарат, созданный Мартовской революцией в России, изо всех сил работал, чтобы не допустить съезда Советов.
А на другой стороне были неоформленные желания пролетариата - рабочих, рядовых солдат и крестьян-бедняков. Многие местные Советы уже стали большевистскими; кроме того, имелись организации промышленного пролетариата, фабрично-заводские комитеты и готовые к восстанию революционные организации армии и флота. Во многих местах народ, которому не давали правильно выбирать своих представителей, собирался на самочинные митинги, где выбирал делегатов в Петроград. В других местах народ смещал стоявшие на его пути старые комитеты и выбирал новые. Подземный огонь восстания прорывал кору, которая медленно затвердевала на поверхности революционной лавы, бездействовавшей в течение всех этих месяцев. Всероссийский съезд Советов мог состояться только в результате стихийного движения масс...
Джон РИД, Из книги «Десять дней, которые потрясли мир»
(Окончание следует)
ПОЛИТИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА
Елена Дмитриевна Варфоломеева, один из влиятельных в своё время лидеров Интердвижения Молдавии и СССР, продолжает делиться воспоминаниями про политический террор в Молдавии и других республиках против «врагов перестройки» и русскоязычных «врагов молдавской нации».
Сейчас в московских СМИ активно вспоминают дело «врачей-убийц», начатое в январе 1953 года и прекращённое вскоре после смерти Сталина. Ныне - его 60-я годовщина.
Но это и повод вспомнить о врачах-убийцах, которых «прорабы перестройки» вынудили стать таковыми во времена «перестройки» и «демократии». Причём их деяния не являлись для нас в республиках тайной за семью печатями, о фактах таких расправах хотя по телевидению и в прессе тогда об этом не было ни слова - цензура. Особо подчёркиваю: мы, члены Интердвижений, считаем главными виновными в этом не неких «националов», роль которых вторична, а подстрекателей - московских «прорабов» и, более широко, весь слой московской либеральной интеллигенции. Но ныне, спасибо Интернету, мы получили возможность проинформировать об этих расправах СМИ. Александр Сивов
Любому русскоговорящему в Молдавии во времена «перестройки» и «демократизации» было страшно лечь в больницу, особенно, если он сотрудничал с Интердвижением. К тому времени, о котором сейчас говорю, почти все русскоязычные специалисты из медицины были, за редким исключением, уволены.
О редакторе газеты «Вечерний Кишинёв» члене Интердвижения Молдавии Борисе Кирсанове. Он имел неосторожность лечь в городскую больницу с травмой ноги. Я ходила к нему туда и требовала, чтобы ему своевременно делали перевязки, но их ему не делали, а проконтролировать это было практически невозможно. У него началась гангрена, боли, он кричал, но вместо того, чтобы менять повязку, ему кололи наркотик. Затем, из-за усиления гангрены, ампутировали ногу, а уколами морфия сделали законченным наркоманом, отчего он, в конце концов, и умер. Я считаю, что это было сделано умышленно, и молдавские нацисты таким образом отстраняли его от редактирования русской газеты.
Лидия Носова, жена руководителя Интердвижения Молдавии Вилей Сергеевича Носова, тоже имела неосторожность лечь в больницу, пусть даже и престижную. Там её состояние вдруг стало ужасное, она больше не могла ходить. Как позже оказалось, там «перепутали» опухоль мозга с опухолью на щитовидной железе. Поскольку я тогда работала помощником депутата российской Думы Сергея Бабурина (Варфоломеева, постоянно проживая в Молдавии, первой в республике приняла российское гражданство. – А.С.), мне удалось транспортировать её самолётом в московскую клинику им. Н.Н. Бурденко. Спасибо Бабурину, что он подписал письмо, и его послали в Министерство здравоохранения, где тоже были наши люди, которые это дело протолкнули. Я разговаривала в клинике непосредственно с хирургом.
- Там действительно есть какое-то образование в мозжечке размером в три миллиметра, но, возможно, она с этим и родилась, и это никак не может отразиться на её состоянии. Таким образом, она не наша больная!
- Не ваша, так определяйте, чья. Не я же буду определять, я ведь не специалист.
Пригласили специалистов, и те констатировали огромную опухоль на щитовидной железе. Её размер был в два моих кулака, и не заметить её было невозможно. Лидию Носову перевели в институт эндокринологии, лечили, и она жива по сей день, а в Молдавии она бы умерла. Я считаю, что такая ситуация возникла из-за того, что её мужа надо было вывести из строя. Незадолго до этого у них умер единственный сын. Достаточно было ещё угробить и его жену, и он, без сомнения, «выпал бы из обоймы». И поэтому в Молдавии пытались «лечить» мифическую опухоль мозга, «не замечая» громадную опухоль щитовидной железы. Более того, я не помню уже названия препаратов, но, как мне потом объяснил эндокринолог, ей там кололи именно то, что как раз и способствует росту опухоли на щитовидной железе.
Мне и самой пришлось столкнуться со всем этим. Когда у меня обнаружили опухоль, то долго не хотели класть на операцию и направления не давали, хотя состояние было очень плохое, скачки давления могли доходить до 300/150. Одна из депутатов нашей фракции в парламенте была врачом, хотя и по сердечно-сосудистым заболеваниям. Именно она и выписала мне направление, причём на депутатском бланке, и им пришлось меня принять. Я была нетранспортабельна, до Москвы бы не доехала. Меня положили в Кишинёве в онкологический институт. Зная, что делают с активистами Интердвижения в больницах Кишинёва, я тогда подумала: «Вот мне и конец. Тут они спокойно прирежут меня на операционном столе и скажут, что опухоль была такова, что Елена Дмитриевна отправилась в мир иной».
Спасибо Валерию Ивановичу Клименко (председатель Кишинёвской общины россиян. – А.С.), который провёл «профилактическую беседу» с заведующим моего отделения. Только когда уже выписалась, узнала об их разговоре:
- Если она умрёт после операции, то мы посмотрим, но если на операционном столе – то вам не жить.
Врач был страшно перепуган, много позже он мне говорил:
- Как могли такое подумать, я же клятву Гиппократа давал.
- А что он вам сказал?
- Что если вы умрёте, то он меня убьёт.
Операция прошла нормально. Когда я лежала в палате с моими «подружками» по болезни, то к нам постоянно приходил анестезиолог, который был единственным русскоязычным в этом отделении – он был евреем. Учил нас, как надо вести себя после операции, чтобы нормально жить, это входило в его профессиональные обязанности. Однажды, когда он сидел в нашей палате, ворвались молдавские медики вместе с заведующим отделением и сказали ему по-молдавски: «Пошёл вон отсюда!». Я поняла это и спросила: почему они так с ним разговаривают? Они слегка смутились, думая, что никто их не поймёт, так как тут лежали только русские. Потом мне объяснили, что «таким, как он, здесь делать нечего». Я не могу судить о его квалификации, но, судя по тому, как он работал с нами, как он всё нам объяснял, показывал, у меня создалось впечатление, что он хороший врач и честно выполняет свои обязанности. Потом я узнала, что он уехал из Молдавии, но не в Россию, а в Израиль.