Инженер П. Дубровский провёл эксперимент, который показал, что «принцип Карно» не описывает реальности, сделал открытие и отправил его описание в Академию наук. Интересно, а зачем? Какой ответ он ожидал получить, и что полезного в нём могло быть? Если Дубровский «создал свою теорию взаимосвязей», т.е. он предлагает новую аксиоматику, которая может существовать наряду с аксиоматикой теплофизики, включающей «принцип Карно». Прекрасно, идём дальше. Интеллектуальная собственность защищается не в РАН, в другой организации - Роспатент. Если автор – инженер, то, наверное, он мог бы на основании открытия предложить устройство, достигающее положительный (!) эффект по сравнению с прототипом. Доказав оригинальность и полезность устройства, можно готовиться к его патентованию и промышленному производству. В успешном изобретательстве важным условием является приоритет, и переписка с академией – совершенно излишнее звено.
Обсуждение следующего тезиса начнём с цитаты из указанной выше статьи. «В математике есть комплексные числа – это числа, умноженные на корень квадратный из минус единицы. Даже в математике из -1 нельзя извлечь квадратный корень, а уж для жизни это вообще глупость, поскольку в жизни нет минусовых величин. Но у теоретиков эти комплексные числа «широко применяются на практике». Как на практике может применяться то, чего в жизни нет?».
Причина, по которой инженеры обратили внимание на математические методы, была сугубо практической. Дело в том, что после войны оборона страны потребовала перевооружения армии новыми видами техники с применением автоматических систем, которые бы обеспечивали стабилизацию и точность наведения в условиях внешних возмущений и помех, за счёт применения автоматических приводов облегчала бы управление боевой техникой, не требуя, как ранее, значительных физических усилий.
Однако эмпирические исследования механизмов и систем по реакциям на типовые входные воздействия, а также анализ линейных математических моделей на основе дифференциальных уравнений классической механики не позволяли дать широкому кругу инженеров простой и универсальный аппарат проектирования. Эту задачу удалось решить с применением таких разделов математики как теория функций комплексного переменного, спектральный анализ (преобразование Фурье), операционное исчисление (преобразование Лапласа). Удобный инструмент, позволяющий судить об устойчивости, качестве управления, точности систем автоматического регулирования, с применением амплитудно-фазовых характеристик как функций комплексного аргумента, получил название частотных методов анализа и синтеза .
Не ставя задачи даже перечисления научных и конструкторских коллективов в СССР и США, которые разрабатывали и применяли частотные методы, тем не менее остановимся на результатах, полученных в ЦНИИ автоматики и гидравлики, ведущие сотрудники которого были по совместительству преподавателями кафедры «Автоматические приводы» МВТУ им. Баумана, что, кстати, не позволяет отделить теоретиков от практиков. Сначала были разработаны руководящие материалы как методическое пособие для своей отрасли, затем для широкого круга инженеров были изданы книги под редакцией проф. Б.К. Чемоданова. За 50 лет своей работы («Следящие приводы», М., 1999) ЦНИИАГ разработал, изготовил и ввел в эксплуатацию более 450 систем наведения и автоматического управления объектами вооружения и другой специальной техники, при проектировании многих из них, несомненно, очень полезными оказались и частотные методы.
В наше время научные учреждения и вузы работают в условиях ничтожного финансирования, травли, оскорблений и угроз реформирования. Ликвидируют их - все надежды на будущее возрождение исчезают. Правда, ещё некоторое время будем наблюдать позиционирующего себя как философа и математика Г.А. Зюганова, застывшего в позе просителя и мечтающего о «формировании коалиционного правительства национальных интересов, ответственного перед парламентом».
Ю.А. Николаев
ИСТОРИЯ
НАКАНУНЕ ВОЙНЫ
Загадка того, что произошло в канун 22 июня 1941 года, до сих пор вызывает обостренный интерес занимающихся историей. Но несмотря на такое внимание, разобраться с теми событиями историки не сумели по сей день.
В 1953 году умер Сталин, а через три года советскому народу и всему миру объявили, что причиной наших поражений в начале войны стало то, что Сталин якобы не верил в нападение Германии и запретил приводить войска Красной Армии в боеготовность. С 1956 года эта установка стала официальной позицией СССР в области истории войны, и другое мнение в книгах и средствах массовой информации не допускалось. (Такая политика полностью сохранилась и после гибели СССР).
Но такой же режим цензуры был установлен и в странах Запада, называющих себя свободными и демократическими. Казалось бы, политические противники и антагонисты во всем, советские коммунисты и западные капиталисты трогательно сошлись в единой оценке действий Сталина накануне войны! Мол, все понимали и видели, что немцы вот-вот нападут, и один только Сталин ничего не понимал и не видел. Может ли быть так, что опытнейший и многолетний глава страны, самый осведомленный человек, безусловно признанный современниками как мудрый и дальновидный руководитель, оказался полным слепцом (или глупцом?) в вопросе, который был ясен всем вокруг?
Несмотря на явный абсурд, такая позиция была принята и до сих пор исповедуется абсолютным большинством историков. Причем это настолько вбито им в сознание, что они не только не видят нелепости своей позиции, но и в упор неспособны заметить массу фактов, которые вопиют об обратном и буквально лежат рядом – только протяни руку и возьми.
Но это отнюдь не единственный пример вопиющей нелепости в общепринятой версии тех событий. Предположим, что изучая военную и международную политику СССР в послевоенный период, мы совершенно не учтем существование противостоящего ему военно-политического блока НАТО и исходившей от него военной угрозы, прежде всего ядерной.
А между тем подобный абсурд не только допускается, но уже более чем полвека является правилом в отношении военных мероприятий Советского Союза в канун Великой Отечественной войны. К примеру, ее участники, описывая предвоенную обстановку в приграничных войсках, постоянно отмечают следующий важный момент. Практически любые перемещения у границы и попытки повысить боеготовность в виде передвижения войск в ее сторону (и не только) сопровождались либо запретом на их проведение без разрешения командования, либо строжайшим требованием соблюдать при этом чрезвычайную осторожность, чтобы «не вызвать провокаций».
Однако что это за провокации и почему их следовало опасаться, как правило, не объясняется. Точнее, иногда поясняют, что провокации могли дать немцам повод к войне. Но если они имели желание и возможность начать войну, то зачем им какой-то повод? Напасть ведь можно и без повода – что они, в конце концов, и сделали. Либо, на худой конец, самим придумать любой повод, в чем у них уже был приличный опыт.
Историки должны были разобраться и объяснить, что это за провокации и почему советское военно-политическое руководство их так опасалось. Но и здесь они оказались бессильны (к счастью, не все, об исключениях будет сказано ниже), и в их трудах военно-политическое руководство СССР выглядит некими пугливыми придурками, которые боялись неизвестно чего. Врагам СССР и России это всегда нравилось, но соответствует ли такая картина той, реальной, действительности? Не заблудились ли в трёх соснах сами историки?
Между тем, за объяснением далеко ходить не надо.