Нельзя требовать понимания конкретного и сложного производства получения чугуна, стали и проката от парня, закончившего эдакую гуманитарную школу, и (перед поездкой в СССР) пару месяцев посещавшего курсы сварщиков. От молодости и гуманитарного образования должна проистекать и беспомощность Скотта перед мало-мальски сложными числами, которые он обязан был давать (о чём позже). Конечно, Скотт это не нынешний выпускник экономического вуза, для которого квадратный корень из 100 и вопрос, из чего состоит золотовалютный резерв, - запредельная мудрость. Но всё же.
Скажем, чтобы показать, как рванул вперед Магнитогорский комбинат уже в 1935 году, Скотт прилагает фотовырезки из какой-то местной магнитогорской газеты с числами производства комбината, а они там даны без размерности, просто числами: в июле – 30 338, в августе – 28 565, в сентябре – 27 006 и в октябре – 39 005. И Скотт предваряет эти числа фразой: «Ежемесячная проектная мощность комбината, как это было подсчитано немецкими промышленниками, составляла 26 660 тысяч тонн». Ну не могла давать Магнитка 26 миллионов тонн стали и чугуна в месяц ни по проекту, ни по факту! Для сравнения, в те годы все США, находившиеся на первом месте в мире по производству черных металлов, выплавляли 56,2 млн. тонн. В год! А по Скотту Магнитогорский металлургический комбинат производил 28 миллионов тонн в месяц??
Без сомнений, причина этой нелепости в том, что в газете были даны числа производства в рублях, но для Скотта это оказалось слишком сложно. Он «не чувствовал» числа, как их обычно чувствует технарь. Да и в более простых расчетах (кроме расчета карманных денег) Скотт не особо блещет. Скажем, вот он описывает досуг магнитогорцев 1938 года:
«Джо интересовали театр и кино. В Магнитогорске было десять театров, в которых могли одновременно разместиться 9 тысяч зрителей. Все эти театры при клубах, и поэтому мы пошли взглянуть на эти клубы, которых в городе насчитывалось двадцать три.
Деятельность клубов была весьма разнообразной — работали драматические кружки, спортивные секции, в том числе секции шахмат и шашек, литературные и художественные группы. Деньги на их содержание поступали от профсоюзов или из ассигнований на культурные нужды, выделяемых управлением комбината. Здесь не взимались клубные взносы, и все вечера, пикники и мероприятия проводились на общественной некоммерческой основе…
Мы пошли посмотреть фильм в кинотеатр «Магнит», вмещавший тысячу зрителей. Ежемесячно около двадцати тысяч человек посещали кинотеатры, это означало, что средний магнитогорский взрослый житель ходил в кино один раз в шесть недель. Здесь показывали в. основном советские фильмы, но иногда демонстрировали и зарубежные киноленты, например «Огни большого города», «Под крышами Парижа», «Новые времена» и «Петер», а иногда и какой-нибудь ковбойский фильм (вестерн), снятый пятнадцать или двадцать лет назад».
Если средний магнитогорский житель ходил в кино один раз в шесть недель, то при месячном посещении кинотеатров в 20 тысяч человек получается, что в Магнитогорске жило всего 30 тысяч взрослых. Но Скотт чуть выше сообщает, что всего в Магнитогорске жило 220 тысяч человек! Кроме этого, даже при скромных залах в среднем на 400 зрителей (в новых клубах!), 23 клуба и тысячный кинотеатр способны были вместить свыше 10 тысяч зрителей за раз, а при обычных пяти киносеансах или спектаклях, пропустить 50 тысяч зрителей в день. Какое уж тут, к черту, «один раз в шесть недель»!
Но Скотт хорош тем, что он американец, то есть не стесняется и стремится описать быт в числах – сколько кто получает зарплаты, какие цены, что есть в магазинах, - делает то, чего от отечественных мемуаристов не дождёшься. Поэтому от него можно многое узнать о жизни в то время. Правда, Скотт на всё смотрит с позиций своих, американских мерок, поэтому кое-какие его выводы наивны и вызывают улыбку, но к этому тоже надо отнестись с пониманием.
Не устаю напоминать, что все мемуаристы стучат себя в грудь, распинаясь в собственной объективности (Скотт не оригинал, и тоже начал с этого), в связи с этим, очень полезно понять отношение мемуаристов к тому, что они описывают, и к тем, кого они описывают. Образно говоря, если мемуарист не любит Иванова, то сложно ожидать, чтобы он написал об Иванове что-то хорошее, зато он вспомнит Иванову мельчайшую соринку в глазу, ну а если автору нравится Иванов, то сомнительно, чтобы мемуарист сильно налегал на описание недостатков своей симпатии. И нам, само собой, интересно понять, как относился к СССР Скотт, чтобы в свою очередь понять, как относиться к даваемым им фактам, – безусловно верить или не спешить?
А в случае с Джоном Скоттом это вопрос очень интересный.
Как сообщают биографы Скотта, и его отец, профессор университета, и сам Джон были «левых взглядов». Что это на деле означает, понять непросто.
С одной стороны, Скотт в СССР закончил вечерний Коммунистический институт, что должно подтверждать его левизну. Но с другой стороны, у него практически нет ни единого хорошего слова о советских коммунистах, и даже если ему при описании нельзя не упомянуть коммунистов, то он их хвалит сквозь зубы. Зато легко высказывает довольно презрительное отношение к тому, что он изучал в институте, и у него прямо выпирает неприязненное отношение и к Сталину, и вообще к большевикам у власти.
Хотя, напомню, по тогдашней ситуации в США, ему так писать было нельзя. Посему Скотт и старается хвалить, но у него неприязнь вырывается автоматически. Вот Скотт пишет о темпах строительства: «Несмотря на трудности, работа шла гораздо быстрее, чем предполагали наиболее оптимистично настроенные иностранцы, однако намного медленнее, чем этого требовали химерические планы Советского правительства». Вот зачем так – «химерические», если опережали даже те темпы, на которые способны были иностранцы? И ведь высказался Скотт по вопросу, в котором разбирался, как баран в апельсинах. Зачем?
В. Машковцев, антисоветчик, каких нынче развелось, как лебеды на заброшенном огороде, написал работу «История Магнитки». Но даже этот антисоветчик понимает, что невозможно обойтись без примеров того энтузиазма, который владел строителями, к примеру: «Строительство плотины в 1930 году было не только самым значительным, но и самым драматичным событием. Первостроители отпраздновали трудовую победу, провели прямо на плотине демонстрацию, а комиссия во главе с академиком Г.О. Графтио пришла к выводу, что сооружение непригодно к эксплуатации, может разрушиться при заполнении водоема. Для укрепления плотины необходимо было построить флютбет. И как можно быстрее — до наступления весеннего паводка. И 18 января 1931 года началась новая трудовая эпопея первостроителей на плотине. Лютые морозы и ветры мешали проведению работ. Американцы предложили возводить тепляки. Но начальник строительства плотины М Н. Степанов нашел другое техническое решение, позволяющее решить проблемы более быстро и дешево, без теплячков. И вновь загремели славой коллективы техника И.Р. Цехмистренко, инженеров Г.К. Левицкого, М.А. Тамаркина…».
У Скотта, пять лет прожившего в Магнитогорске и проработавшего на комбинате, ни о чем подобном нет ни слова! Только сообщения о производственных травмах, авариях и искреннее сочувствие ссыльным кулакам и работавшим на стройке заключенным, которые по своей численности и характеру работ никакой погоды не делали. Кстати, даже о том, что они постоянно вредили, Скотт пишет скупо и с сочувствием к вредителям.
«Один мастер, работавший на доменной печи, весьма откровенно критиковал Советскую власть. Он сильно пил и под действием водки становился очень разговорчивым. Однажды в присутствии нескольких иностранцев он открыто хвастался, что «устроит аварию и уничтожит завод». Вскоре после этого разговора в искореженных лопастях одной из импортных немецких газовых турбин был обнаружен увесистый гаечный ключ. Рама турбины дала трещину, и практически вся машина была загублена, а это означало, что весь труд пошёл насмарку и убытки составили несколько десятков тысяч рублей. Через несколько дней этот мастер был арестован и сознался, что это его рук дело. Он получил восемь лет.