И так, одних за другими, Скотт в отчете Госдепу США перебирает по группам населения всех, кого можно было бы направить против Cоветской власти, от кого она могла ждать «серьезных неприятностей». Разумеется, рассматривает заключенных, однако не считает их серьезной силой:
«В Магнитогорске пять таких колоний, в которых содержатся от 15 до 18 тысяч заключенных. …Девяносто процентов заключенных этой группы осуждены за правонарушения в нетрезвом виде, однако есть и профессиональные воры, проститутки, мошенники и т.д. Сроки их заключения варьируют от шести месяцев до пяти лет.
…Большинству заключенных ИТК ещё нет тридцати лет, они неграмотны или полуграмотны. Администрация ведет энергичную пропагандистскую работу с ними. Для того чтобы пробудить в этих людях общественное самосознание, для них созданы драматические клубы, оркестры, профессиональные училища, организовано соревнование между бригадами и т.д. Десять процентов их зарплаты уходит на покрытие административных расходов. Они обучаются различным профессиям, и им приходится учиться читать и писать. Некоторые из них начинают ценить человеческий труд. До 1936 года в колонии не было вооруженной охраны, позже она появилась в связи с участившимися побегами. В настоящее время заключенные выходят на работу под конвоем, ночью им не разрешается выходить из своих бараков». В итоге: «В общем и целом мужчины и женщины, находящиеся в ИТК, относятся к Советской власти менее враждебно, чем кулаки. Это уголовники, и при любой форме правления с ними обращались бы точно таким же образом. Большинство из них понимают или подсознательно чувствуют это и поэтому вряд ли будут способны на какие-либо действия, направленные против Советской власти, Однако в кризисной ситуации они, по всей вероятности, могли бы явиться причиной беспорядков, убегая из мест заключения».
Скотт рассматривает и старых, ещё царских специалистов, которых может назвать по указанным выше причинам. И тоже зачисляет их в силы, враждебные Советской власти. Вот осужденный на 10 лет и отбывающий наказание в Магнитогорске инженер Булгаков: «Было известно, что Булгаков относится к властям враждебно, и он этого не скрывал. Он работал не настолько добросовестно, как бы мог. В свои свободные дни Булгаков уезжал на охоту и не принимал никакого участия в общественной и культурной жизни города». Вот инженер Тищенко: «Главный инженер завода, руководимого Шевченко, — старый специалист-заключенный по фамилии Тищенко — всё ещё работал без всякого энтузиазма… Рабочие и мастера не прислушивались к его мнению». Вот инженер Тихомиров: «Однако было бы неправильно утверждать на основе всего сказанного мною выше, что Тихомиров настроен просоветски. Он относится к Советской власти так же враждебно, как и прежде». Вот остальные инженеры: «Остальные, подобно Тихомирову, продолжают работать, и им более или менее доверяют. Многие из них настроены всё ещё враждебно и, несомненно, являются потенциально активными врагами существующего правительства. В настоящий момент они запуганы, но в случае какого-либо кризиса могли бы представлять опасность для диктатуры».
Однако Скотт замечает, что использовать их против Советской власти удастся не во всех случаях: «Большинство этих людей глубоко осознают тот факт, что все они русские, и верят, что существующий ныне режим — как бы плохо они к нему ни относились — строит сильную Россию, а это дело надо поддерживать и защищать. Возможно, что именно вследствие этого чувства они могли бы помогать современному Советскому правительству, если бы оно подверглось нападению извне. Например, они оказали бы чистосердечную поддержку скорее Сталину, нежели Троцкому, так как нисколько не симпатизируют идеям мировой революции и построения бесклассового общества».
Описав тех, кто мог бы инициировать свержение Советской власти и «диктатуры», Скотт понимал, что надо что-то написать и о силах, на которые опирается Советская власть. Начну с его выводов в тексте книге, поскольку они более образные:
Вот авторитет профсоюзов и его влияние на массы: «Профсоюзный руководитель приклеил кусок газетной бумаги на дверь сарайчика. На нем крупными буквами с ошибками было написано объявление: «Собрание — выборы нового председателя цехового комитета — в пять часов в красном уголке. Присутствие обязательно». Многие члены бригады видели это объявление, но их это ничуть не заинтересовало. Цеховой комитет мало что значил для большинства рабочих. Он организовывал и проводил плохо посещаемые собрания, на которых выступали работники профсоюза, говорившие о программе строительства Магнитогорска, втором пятилетнем плане и международном положении. А еще, когда рабочие болели или получали травму, они относили бюллетени к председателю, чтобы он поставил на них свою подпись. Этим все и ограничивалось. Администрация значила для рабочих гораздо больше. Она нанимала на работу и увольняла, давала рабочим указания, распоряжения и приказы, платила им деньги. Партия тоже имела большое значение. Через партийную организацию можно было добиться комнаты, получить новую работу, подать жалобу или внести какие-либо предложения, имея некоторую уверенность, что на них обратят внимание и рассмотрят. А цеховой комитет не мог сделать ничего подобного, и выборы нового председателя не вызвали интереса у большинства монтажников и сварщиков, видевших это объявление. Таким образом, в пять часов в красном уголке стояли только прежний председатель, которого переводили на другую работу, и два члена цехового комитета; они курили, посматривая на дверь. Вошел один рабочий, за ним еще двое, наконец собрались пять человек, но больше никто не появился».
А вот влияние на массы комсомола: «Теоретически комсомол должен был помогать партии в ее работе. Однако эта организация, как и в самом начале своего существования, была весьма несовершенна. Частично это объяснялось тем, что практически все рабочие комсомольского возраста (от шестнадцати до двадцати шести лет) посещали одно из учебных заведений, а это обычно занимало почти все их свободное время. Другая причина заключалась в том, что аппарат комсомола с момента своего образования состоял из некомпетентных, честолюбивых и политически безответственных людей. Около полудюжины секретарей городского комитета комсомола бесславно исчезли один за другим; одного из них арестовали за растрату фондов, другого публично осудили за пьянство и распущенность, а нескольких обвинили в политическом двурушничестве и лицемерии».
А вот партия в общем: «Партячейка прокатного стана-500 состояла из пятидесяти шести членов и кандидатов в члены партии, а также двадцати одного сочувствующего». (Это на 720 человек работающих.) «Члены партии имели некоторые привилегии: им было легче получить стипендии на время обучения, новые квартиры или отпуск в августе, а не в ноябре.
Но, с другой стороны, они несли гораздо большую ответственность. Если что-нибудь случалось, работа шла плохо по вине бригады, то рабочие — члены партии — несли такую же или даже большую ответственность за это, чем беспартийный бригадир. Если появлялись вакантные административные должности, на них обычно выдвигали членов партии, нежели беспартийных работников с такими же способностями».
А вот конкретные люди, выдвинутые партией на руководящую работу: «Директор коксохимического завода Шевченко — тот самый, который был заместителем начальника строительства в 1933 году, — с тех пор успел получить орден Ленина. Он стал членом районного и областного комитетов партии, поселился в отдельном доме из восьми комнат и регулярно зарабатывал несколько тысяч рублей в месяц. Шевченко много работал и нещадно гонял своих подчиненных. В целом все руководимые им подразделения работали хорошо. Но сам он так и остался грубым, невоспитанным человеком и непорядочным карьеристом. Иногда в мелочах он выдавал себя. Например, 1 мая 1936 года коксохимический завод получил пятьдесят патефонов, которые должны были быть вручены лучшим рабочим в качестве премий к празднику Первого мая. Шевченко забрал себе десять патефонов и продал их, положив деньги себе в карман. И он сделал это не потому, что ему нужны были деньги. Все, что он только мог пожелать, у него уже было. Просто таким уж он был человеком». Сами понимаете, если Скотт о нем пишет, упоминая фамилию и должность, то значит, орденоносец Шевченко уже сидит. Поэтому Скотт не стесняется даже в тексте книги: «Однажды вечером он устроил прием, по своим масштабам неслыханный для Магнитогорска. Он послал специально агента на юг купить фруктов и шампанского, нанял лучших музыкантов в городе и пригласил все сливки общества из Березок. Даже Завенягин приехал на этот банкет около часа ночи, но отношения между этими людьми складывались таким образом, что ни Шевченко, ни его гости не начинали есть и пить до тех пор, пока не появился их начальник. Завенягин, довольно неодобрительно отнесшийся к подобной оргии, пробыл всего лишь полчаса и уехал. Всю ночь и даже на следующий день Шевченко и его приятели поглощали остатки приготовленных для этого банкета блюд. Заводским инженерам и администрации было прекрасно известно обо всем, однако рабочие ничего не знали». Вот еще один партийный выдвиженец: «Николай Иванович Удкин, один из коллег Шевченко, был старшим сыном в состоятельной украинской семье. Он был убежденным сторонником того взгляда, что Украину завоевали и подавили, а теперь ее эксплуатирует группа большевиков, состоявшая в основном из русских и евреев, которые ведут — не только Украину, но и весь Советский Союз в целом - к гибели. Более того, он полагал, что капиталистическая система функционирует гораздо лучше, чем социалистическая. Это мнение он высказывал своим самым близким друзьям». Понятное дело, что и Удкин уже получил свою десятку, хотя и остается вопрос, а как Скотт узнал о его настроениях?