С Солженицыным я тоже был знаком, несколько лет переписывались, потом встречались, и теперь мне тошно говорить о нём и его «ГУЛаге», бестселлере для митрофанушек. У меня об этом целая книга, она переиздана несколько раз. Если Вам интересно, могу подарить. Но всё-таки кое-что замечу и теперь.
Он же врал, как говорится, всю дорогу, за исключением помянутой выше финишной прямой – и о войне, и о себе, и о других. О войне говорил, например, так:
- Ничего страшного, если бы проиграли. Висели портреты с усами – повесили бы с усиками. Справляли елку на Новый год – стали бы на Рождество. Всего и делов!
О себе врал так: «Я прошел всю войну командиром батареи». На самом деле он попал на фронт лишь в мае 1943 года и командовал не артиллерийской батареей, как рассчитывал, что все подумают, а батареей звуковой разведки, о существовании коих большинство даже фронтовиков не знало. А там – никаких пушек, а только приборы да инструменты, и стояли такие батареи совсем не на передовой. Да о чём говорить, если к нему приезжала из Ростова в Белоруссию жена и гостила несколько недель, переписывала его фронтовые сочинения.
Вы сказали: «Я знаю ГУЛаг Солженицына». О, это сильная картина! Полезно вспомнить два-три эпизодика. Вы, конечно, содрогнулись, читая, например, балладу о том, что приговорёнными к расстрелу классовыми врагами чекисты кормили в зоопарках деклассированных тигров и аполитичных крокодилов. Помните?
А какое впечатление произвела на Вас трагическая сага о бригаде заключенных, которая где-то когда-то в каком-то лагере не выполнила норму на лесоповале и за это её оставили на ночь в лесу, и все 100 человек замерзли. Не подумали Вы, что заключенные разожгли бы костры, согрелись или без охраны просто разбежались бы по окрестным деревням? Ну а не менее ужасная эпопея о том, как по той же причине бригаду в 150 человек загнали на костер и всех сожгли?
К сожалению, Георгий Александрович, этот герой рукопожатного общества, пробыв восемь лет в заключении то библиотекарем, то бухгалтером, то нарядчиком, то даже переводчиком с немецкого, которого он не знал, не мог понять, что любой лагерь – это своего рода производственно-экономическое предприятие, имеющее определенный план выработки. Даже если отбросить все соображения человечности и допустить, что вот так запросто зверюги-чекисты сотнями истребляли заключенных, то кто же выполнял план за истребленных? А ведь над начальниками лагерей тоже были начальники, которые с них спросили бы.
Между прочим, вдова писателя, по просьбе президента сократившая «Архипелаг» в четыре раза для более удобной инъекции школьникам, эти три эпизода, как и много другого комического вздора, конечно, благоразумно выбросила. Впрочем, по поводу иных кошмарных сюжетов её великий супруг ведь писал: «За что купил, за то и продаю». Или: «Говорят. Почему не поверить!»
Слава Богу, что в ряду Ваших героев есть и достойные люди. Таковым был, бесспорно, Войно-Ясенецкий, архиепископ Симферопольский Лука, знаменитый хирург, тоже отбывший одиннадцать лет ссылки, а в 1943 году получивший Сталинскую премию. А мне тут же припомнился инженер Л.К. Рамзин, в 1930 году главный обвиняемый по делу Промпартии. В том 1943 военном году за какой-то «прямоточный котел» и он получил Сталинскую премию, стал профессорам Московского энергетического института им. Молотова, где после войны я учился, и помню, как мы бегали на его лекции. Разве это не примеры либерализма Советской власти?
Кстати, Вы сказали: «Слово «либерал» в нашем негативном значении для западных людей непонятно. Для них либерал – человек, стремящийся к свободе». Так ведь было время, когда это слово и у нас не имело никакого «негативного значения». Ведь Либер – бог вина и веселья в древнеримской мифологии. Пушкин писал о вине:
Нам Либер, заикаясь,
К нему покажет путь, -
Пойдёмте все, шатаясь,
Под бочками уснуть.
Или: «С радостью приехал бы я в Одессу побеседовать с вами, но Инзов не выпускает меня, как зараженного какой-то либеральной чумою». А вспомните у Толстого в «Войне и мире»: «Своим отпущением крестьян на волю князь Андрей сделал себе репутацию либерала».
Но со временем это слово и понятие, о коем писал В.И. Ленин, пересказывая Салтыкова-Щедрина, решительно трансформировалось: «Начинает этот либерал с того, что просит у начальства реформ «по возможности»; продолжает тем, что клянчит «ну хоть что-нибудь», а кончает незыблемой позицией «применительно к подлости».
Вы сказали, что последние двадцать лет идёт «тотальная дегероизация. За примерами далеко ходить не надо, они у всех на памяти… Со всеми национальными героями расправляются безо всякой пощады – от Александра Пушкина до Александра Матросова. А что делают с Жуковым, с Александром Невским…». Да, это так. Много имен можно и добавить: от Зои Космодемьянской до Сталина, замечательный портрет которого на фоне Красного знамени и возвышенные стихи о нём по случаю шестидесятилетия со дня его смерти как раз помещены на первой странице того номера «Литгазеты», где и Ваша беседа.
Да, верно. Но ведь подлая дегероизация, которой двадцать пять лет рьяно занимаются одни, те же двадцать пять лет встречает гневный отпор других. И надо бы назвать тех и тех. Но Вы вдруг сказали: «Дегероизация обретает яростную большевистскую форму тотальной расправы над всеми национальными героями». И о ненавистных Вам либералах в лоне церкви Вы заявили: «Это настоящие церковные большевики». Вы лучше рассказали бы, как этим злобно занимаются священнослужители. Их имена Вы должны знать лучше, чем я.
Вот, допустим, протоиерей Георгий Митрофанов. Он был когда-то членом синоидальной Комиссии по канонизации святых. С Божьей помощью его оттуда вышибли. Но страсть к канонизации у него осталась. Он не только вместе с Вами нахваливает лжеца Солженицына, объявляя при этом, что Гоголь, Достоевский и Толстой, рассказывая о бедах народных, защищая народ, только искорежили этим своё творчество, но изображает похожими на святых и дважды немецкого прихвостня генерала Краснова, и генерала Корнилова, а уж об изменнике Власове-то служил панихиды - и в годовщину его богоугодной казни и несколько раз безо всякого повода, просто по причине пламенной любви к предателю русского народа. Да разве такой Митрофанов один…
А что касается большевиков, то приходится напомнить, что для прославления национальных героев и прошлого и настоящего немало сделали именно большевики. Книги, фильмы, художественные полотна, памятники, музеи, ордена и медали, посвященные Александру Невскому, Дмитрию Донскому, царям Ивану и Петру, Суворову, Кутузову, Ушакову, Нахимову - всё это и до войны, и во время её, и после было делом рук большевиков. Часто в самом прямом смысле: авторами этих книг, фильмов и т.д. были именно коммунисты, большевики. Взять хоть памятники писателям - Пушкину (Ленинград, 1957), в Москве – Лермонтову (1965), Грибоедову (1959), Гоголю (1959), Льву Толстому (1934, 1956, 1972), Достоевскому (1918), Островскому (1929)… Всё большевики! А кто Московскому университету дал имя Ломоносова? В 1940 году это сделали они же. А за 185 лет до этого никто не догадался. А Малой Дмитровке кто дал имя Чехова? В 1944 году - те же изверги большевики.
А кто яростней всех воюет против клеветы на историю Отечественной войны, на Верховного Главнокомандующего? Большевик Юрий Мухин. Кто с пеной у рта защищает Жукова? Большевик Владимир Бушин. Кто многие годы гвоздит клеветников Зои Космодемьянской? Большевик Виктор Кожемяко. А Вашего голоса, Георгий Александрович, что-то до сих пор не было слышно.
Ну а кто эти клеветники? Особенно горластые и бесстыдные – Радзинский, Радзиховский, Сванидзе, Млечин, два Пивоваровых, один из которых даже академик (почему-то, к сожалению, почти все евреи), а также артисты, глумливо и пошло играющие в фильмах роли Сталина и Жукова - Хазанов, Кваша, Юрский (почему-то, к сожалению, все евреи). Откуда такая публика взялась? Черт её знает!