А заглянул бы надмирный поэт, например, в Союз художников. Там одновременно было шесть Гурвичей, Гуревичей и Гуровичей, и никто из них никуда не прятался. И одиннадцать Родионовых, мужчин и женщин, которые действительно были Родионовыми, а вовсе не Рабиновичами. Хоть обыщи!
Тут мне вспомнилась одна давняя телепередача «Без ретуши» накануне Дня Победы. Ведущий Сергей Торчинский (где он?) говорил герою передачи Григорию Бакланову:«Я знал участника войны Гурвича. У него было два ордена Крсного Знамени. Вам, фронтовику, известно, конечно, как трудно было человеку с такой фамилией получить две столь высоких награды...»
Я замер. Ну, думаю, сейчас мой однокашничек Гриша врежет этому балбесу. Уж Гриша-то, писатель-фронтовик, еврей-интернационалист, знает правду. Я ожидал, что он скажет примерно так: «Любезный, Гурвич – фамилия распространенная. Что ж вы не назвали имени-отчества? А не знаете ли вы другого Гурвича – Семёна Исааковича, члена партии с 1944 года? Он получил на фронте не два, а четыре ордена Красного Знамени да ещё – Александра Невского, два Отечественной войны первой степени, два Красной Звезды, а в конце войны – Золотую Звезду Героя и орден Ленина. Неужто не слышали? Какой же вы еврей! Вы презренный тележид!.. Правда, дослужиться до генерал-полковника, как Давиду Абрамовичу Драгунскому, тем паче до генерала армии, как Якову Григорьевичу Крейзеру, в стране, где царил государственный антисемитизм, Семёну Исааковичу не удалось, но полковника ему всё-таки присвоили. Как полезно было бы вам подумать о таких вещах, прежде чем лезть на экран со своими рассуждениями, изобличающими олуха царя небесного».
Впрочем, я сейчас не уверен, что Торчинский назвал Гурвича, может быть, Гуревича. Тогда Бакланов мог бы ему сказать так: «Я, молодой человек, знаю двух Гуревичей – Михаила Львовича и Семёна Шоломовича. Вы кем в армии служиили – не кашеваром, не по торговой части? Или вовсе не служили? А Михаил Львович был артиллеристом, командовал батареей «сорокопяток». Слышали? Противотанковая пушчонка, частенько выходившая на прямую наводку. Поэтому в простоте душевной солдаты ещё называли её «Прощай, родина!». И впрямь, 17 сентября 1943 года на Смоленщине в обнимку со своей «сорокопяткой» попрощался Михаил Львович с родиной. Но перед этим вел бой так доблестно, что тоже заслужил звание Героя.
А Семён Шоломович был связистом. Звание Героя получил за мужество при форсировании Днепра. А знаете ли вы, кашевар, сколько всего евреев за годы войны удостоились этого антисемитского звания? Поинтересуйтесь. Есть среди них и дважды Антисемиты».
Примерно это я надеялся услышать от фронтовика-интернационалиста в ответ клеветнику. А что услышал? Ни-че-го! Как Троцкий о записке Сталина. Бакланов всё пропустил мимо ушей, словно это была давно всем известная истина, и что, мол, тут рассусоливать. Взгляд у Гриши был отсутствующий...
Может быть, смутно догадываясь, что на стихотворца Хлебникова надежда плохая, Сарнов, которому явно не хватало красок для картины, обратился за помощью к известному драматургу Леониду Зорину, моему соседу по даче, и целиком переписал из его книги один сюжет, начинающийся так: «Помню, как партия изгоняла из неподкупных своих рядов несчастного Иоганна Альтмана. Председательствовал Софронов, помесь слона с бульдогом... Зал, битком набитый озверевшими, жаждущими свежей крови линчевателями...». Дальше цитировать такую изящную словесность не хочется.
Зорин пишет, что Альтмана терзали по поводу его службы во время войны в армейской газете. Может быть, автор во многом прав, но так как сам он, как и Сарнов, ни на фронте не был, ни в армии не служил, то это заставляет к его словам отнестись с осторожность. Может, Альтмана терзали не только за годы войны и не так уж несправедливо? Может, дело ещё и в его литературной работе?
Альтманы, как Ивановы, Петровы и Хлебниковы, бывают разные. Был, скажем, известный филолог М.С. Альтман (1896-1986), автор множества исследований творчества писателей от Гомера до Достоевского. В конце жизни он написал «Автобиографию», поражающую своей искренностью. Он родился и вырос в местечке Улла Витебской губернии и получил полноценное местечковое воспитание. О некоторых основах этого воспитания он писал: «Русские у евреев не считались людьми. Русских мальчиков и девушек называли «шейгец» и «шикса», т.е. нечистью. Для русских была особая номенклатура: он не ел, а жрал, не спал, а дрых, не умирал, а издыхал». Разве это не то же самое, что зоринская «помесь слона с бульдогом»? Разве это далеко от ярлыков «фашист, эсэсовец», которые Бакланов навешивал на неугодных ему? Разве тут ничего общего с поисками Сарнова всюду антисемитов?
«У русского, - продолжал Альтман рассказ о своём воспитании, - конечно, не было и души, душа была только у еврея... Христа моя бабушка называла не иначе, как «мамзер» - незаконнорожденный. А когда однажды на улице был крестный ход с иконами и крестами, бабушка накрыла меня платком, «чтоб твои светлые глаза не видели эту нечисть».
В начале 20-х годов в Баку молодой Альтман повстречался с русскими писателями Вячеславом Ивановым и Велимиром Хлебниковым, с тем самым, что «жил, не ища ни удобств, ни денег» (каждый еврей имеет такого Хлебникова, какого заслуживает). Молодой еврей под влиянием этой встречи пережил глубокий духовный переворот. Человек изрядного ума и беспокойного сердца, он отринул своё местечковое воспитание. И дело завершилось тем, что когда он приехал в Америку, встретился там с братом, и тот потребовал от него не пользоваться русским языком, а говорить только на еврейском, Моисей Альтман порвал с ним навсегда.
А Иоганн Альтман был как раз закоперщиком борьбы против низкопоклонства перед Западом, по выражению Зорина, «не только ортодоксальным, но фанатически неистовым». Он тут был в компании В. Кирпотина, Л. Плоткина, занимавших очень высокие литературные посты, З. Паперного из «Литгазеты» и других соплеменников, больших литературных слонов.
Кирпотин, будучи заместителем директора Института мировой литературы, выступил в журнале «Октябрь» (№1 за 1948 год) с погромной статьёй «О низкопоклонстве перед капиталистическим Западом». Паперный, до тех пор известный как автор книги о Маяковском, тогда же, 25 февраля, в «Литературной газете» вдруг к изумлению народонаселения встал на защиту «самобытного русского эпоса, связанного с развитием русской жизни и государственности», выдвинув тяжкие обвинения против ряда авторов, в том числе, против А.Г. Цейтлина, побивая его цитатами из Ленина.
В следующим номере ЛГ после статьи Паперного появилась статья И. Альтмана о книге известного театрального деятеля Василия Сахновского «Мысли о режиссуре». Обнаружив в ней много «ошибочного, вредного, порочного», он писал, что это - «характерный пример рабского подражательства, экзальтированного и буквально самозабвенного преклонения перед реакционной формалистической эстетикой Запада. Не случайно поэтому Сахновский игнорирует искусство великих русских мастеров».
Приняв всё это во внимание, Вадим Кожинов справедливо писал: «Начатая весной 1947 года борьба с антипатриотизмом до последних месяцев 1948 года явно не имела противоеврейского характера. Это очевидно как из того факта, что самым суровым нападкам по этой линии подвергались деятели культуры и науки русского происхождения, так и из того, что среди застрельщиков борьбы против «низкопоклонства» было множество людей еврейского происхождения, которые обличали и русских, и своих соплеменников». Как всегда, бежали впереди прогресса...