Это следовало бы помнить Евгении Альбац, Алле Гербер, Млечину, Сванидзе и всем слонам, как и бульдогам демократии.
Владимир БУШИН
P.S. Эта статья в сокращенном виде была недавно напечатана в газете “Завтра”. Её публикация вызвала много читательских откликов. Большинство читателей поняли мой замысел и согласились со мной. Да ведь и не трудно понять-то.
Известнейший русский писатель Илья Эренбург прожил большую и сложную жизнь. Ещё в гимназические годы принимал участие в революционном движении, был арестован, месяца два сидел, как только выпустили, в 18 лет уехал во Францию и прожил там несколько лет. Встречался в эмиграции с Лениным. И получил от эмигрантов прозвище «Илья Лохматый». В Париже в 1910 году вышла его первая книга – стихи.
Летом 1917 года вернулся в Россию – сперва в Москву, где в эсеровский газетах печатает антибольшевистские статьи. Потом уезжает в родной Киев. В феврале 1919 года город занимает Красная Армия. Эренбург идёт служить в Наробраз. Однако, как пишет его биограф А. Рубашкин, «в годы Гражданской войны Эренбург склонялся к белым». В частности, в августе 1919 года приветствовал в печати захват Киева деникинцами. Но когда те начали еврейские погромы, поэт «несколько изменил тон своих выступлений» и вскоре уехал в Крым, находившийся под властью Врангеля, в Коктебель к Волошину. Здесь девять месяцев пишет стихи и «размышляет о будущем России». Но в ноябре 1920 года Советская власть и тут настигла поэта.
Эти сложности биографии, однако, не помешали ему весной 1921 года опять уехать в Париж с советским паспортом, а не эмигрантом. Всего с перерывами он прожил во Франции лет сорок. Тамошняя атмосфера, видно, была столь благотворна для Эренбурга, что однажды за 28 дней он написал роман «Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников», сделавший его европейски известным. В 1923 году с предисловием Н. Бухарина роман вышел в России. В метаниях писателя нет ничего для той поры необычного. Метались люди самых разных обликов и состояний – от шолоховского казака Григория Мелехова до толстовского интеллигента Вадима Рощина.
В последующие годы, наезжая иногда в Россию, работая корреспондентом «Известий» в Испании, первой жертве фашизма, Эренбург пишет много романов и повестей, не оставляет и стихи, которые, увы, не добавили алмазов в его венец. Самые известные книги писателя - «Падение Парижа»(1941) и «Буря»(1947). Обе удостоены Сталинской премии первой степени. Вершиной его популярности были годы Великой Отечественной войны, за время которой он написал около двух тысяч страстных статей против немецкого фашизма.
Короче говоря, Эренбург – писатель большой, в жизни его было много противоречивого, сложного, но заслуги перед советской литературой, перед страной весомы и несомненны. И я, безоговорочно признавая эти заслуги и мимоходом отмечая некоторые досадные недостатки, которые он и сам признавал, постарался оградить писателя от несуразных, невежественных, профанирующих похвал критика Б. Сарнова по его адресу за счёт множества других советских писателей: первый! единственный! и т.п. Большинство читателей так это и поняли.
Для большей ясности расскажу еще вот что. 3 мая в книжном магазине «Библио-Глобус» мне довелось представлять мою новую книгу «Я посетил сей мир» (воспоминания). Состоялся разговор с читателями. Кто-то спросил меня о поэте Николае Рубцове. Я сказал, что поэт хороший. В своё время я рецензировал для издательства «Советский писатель» рукопись его первой книги, дал положительный отзыв, рекомендовал к изданию.
«О сборнике Ник. Рубцова «Душа хранит» (72 стихотворения)
Николай Рубцов поэт негромкого, но проникновенного голоса. В его стихах нет броскости, яркости, событийной драматичности. Это в большинстве своём стихи-раздумья, стихи-акварели. Его темы – Россия, родная природа, любовь <...> Существенное место в стихах Н.Т. Рубцова занимают мотивы прошлого Родины, её славной старины, - и это прекрасно. О прошлом России ныне наговорено столько нигилистического, вульгарно-социологического и просто безграмотного вздора в прозе и стихах, что настало время серьёзно подумать, какой огромный урон нанесён и наносится этим народной нравственности и патриотическому воспитанию народа. Стихи Рубцова – одна из сторожевых застав на пути этой нигилистической орды. Только абсолютно не понимая суть дела, можно упрекать поэта в таком затасканном духе (дальше я цитировал, видимо, рецензента, читавшего рукопись до меня. - В.Б.): «Почему молодой поэт, наш современник, весь погружен в созерцание прошлого? Душа его глуха к красоте сегодняшнего дня, не откликается на славные дела наших современников. Поэт не чувствует дыхания нашего времени, не ощущает его бурного движения». Далее следует требование «примет сегодняшнего дня», «примет нового» и т.п. И всё это без учёта особенностей дарования поэта и места его поэзии в сегодняшнем дне.
А главное – без учёта того, что ведь «приметы сегодняшнего дня» могут быть не только внешнего, материально-физического характера, но и внутреннего, нравственно духовного. Эти «приметы» гораздо важнее и существеннее первых. Она из них – глубокий и всё растущий интерес широких масс к истории, к прошлому своих народов, к старине.
Что же касается внешних примет современности, то много ли их ценители найдут, этих примет, допустим, в цикле Блока «На поле Куликовом» или в «Персидских мотивах» Есенина.
Угодить этим людям трудно, они то упрекают, что «примет нового» нет, а когда встречают их, объявляют искусственными, чужеродными и т.д. Вот прекрасное стихотворение Рубцова, в котором он очень поэтично говорит о желании быть чистым душой перед своей березовой стороной, перед нивой, перед «сельсоветом, перед всем старинным белым светом». И критик ему выговаривает: «сельсовет здесь довольно случаен». Почему в деревне и в стихах о ней случаен сельсовет? Разумеется, нет никакого ответа. А суть, видимо, в том, что критик считает, что человек, любящий прошлое своего народа, уважающий его историю, не может одновременно уважать и свой родной сельсовет. Именно это убогое представление о внутреннем мире современного человека наносит большой ущерб нравственно-патриотическому воспитанию народа».
Были в моей рецензии и некоторые критические соображения, но итог такой: «Рукопись надо передать в руки вдумчивого редактора и готовить её к изданию, ибо стихи Рубцова учат любить родную землю, они патриотичны в широком философском, а не в канцелярско-ведомственном смысле».
Книга «Душа хранит» вышла в 1969 году, но не в Москве, не в «Советском писателе», а в Архангельске. Почему – об этом надо спросить Егора Исаева, который тогда заведовал редакцией поэзии в издательстве и ему принадлежало решающее слово. Видимо, доводы того рецензента, которого я цитировал, он нашел более вескими и убедительными, чем мои. К слову сказать, позже он и мою книгу стихов не издал. А когда года два назад я подарил ему книгу, вышедшую спустя лет сорок в «Алгоритме», он позвонил мне и сказал: «Я порадовался! От души порадовался. Молодец!». Радоваться, Егор, тоже надо вовремя.
Да, Николай Рубцов поэт искренний, душевный, очень русский, но всё же довольно скромный и по творческим возможностям, и по охвату жизни. Не случайно во всех статьях и рецензиях о нём цитируются лишь несколько одних и тех же стихотворений. Но что мы видим! Екатерина Никанорова, учительница литературы из Череповца пишет: «великий русский поэт Николай Рубцов». И где! В писательской «Литературной газете». Какие же слова употребит учительница, рассказывая детям о Пушкине и Лермонтове? «Правда» посвящает ему полосы и пишет: «Ломоносов, Пушкин, Есенин, Рубцов». В одном ряду, на одной доске. Это же не возвышает Рубцова, а конфузит Пушкина. Да ведь и Есенин при всём его великом пронзительном лирическом таланте не стоит в одном ряду с Пушкиным. А Рубцову уже воздвигнуто три или четыре памятника. И сейчас идут хлопоты о памятнике ему (пятом?) в Москве. Конечно, если надо было бы выбирать между памятниками Мандельштама, Окуджавы и Бродского, которые демократы уже поставили, или Рубцова, я был бы за рубцовский, но... Маяковский, обращаясь к тени Пушкина, возглашал: