Листая сейчас страницы своей жизни, я вижу, что очень часто она проходила как раз вблизи церквей. Вот эта в Измайлове, рядом с которой пролетели три года золотого советского детства; а приезжали мы с сестрами летом к бабушке и дедушке в Тульскую область в деревню, и там на берегу Непрядвы, на самом высоком месте стояла красавица ХVIII века; когда я учился в Бауманском институте, а после войны – в Энергетическом им.Молотова, по дороге каждый раз любовался Елоховским кафедральным собором; позже пять лет учёбы в Литературном институте на Тверском бульваре - и там в переулочке за Камерным театром тоже церквушка да ещё одна совсем неподалёку – в начале улицы Чехова (Малой Дмитровки), в Путинках; бегал на свидания к своей будущей жене, которая жила с матерью в Телеграфном (ныне Архангельском) переулке, и тут церковь Архангела Гавриила да еще «Меншикова башня», тоже церковь в виде высоченной колокольни; ездил на метро навещать сестру на Вторую Самотёчную улицу, и там недалеко от станции «Новослободская» - тоже большая красивая церковь; в храме Всех скорбящих радости отпевали мы нашу мать... Всё это в советское время. И все эти церкви были действующими, работали. Пять лет тому назад в церкви, что в подмосковной Немчиновке, крестили мы двойню внуков. И вот уже почти тридцать лет, когда едем на машине в Красновидово на дачу, встречается нам по дороге пять церквей и один монастырь. А из окна моего дачного кабинета тоже видна церковь в деревне Лужки и в надлежащие дни и часы доносится благовест... Вот я и думаю, неужели настоятели, наместники, игумны, весь причт этих знакомых мне церквей и монастырей тоже не заметили расстрелов, кровопролития, государственного переворота осенью 1993 года?..
В Вашей книге, Георгий Александрович, удивляет, как я уже обращал Ваше внимание, довольно поверхностное знание о жизни в советское время и явно предвзятое представление о многих её сторонах. Вот своим наставником и попечителем Вы назвали архимандрита Иоанна (Крестьянкина. 1910 – 2006). Прекрасно. Вы пишете, что в 1950 году на о. Иоанна якобы за антисоветскую пропаганду написали донос настоятель собора, где он служил, регент того же собора да ещё и тамошний протодьякон. Как? Три собрата во Христе артельно настрочили донос на четвертого! Это для меня неожиданная и горькая новость. Тут, оказывается, не я, а Вы знаете жизнь лучше, согласен.
Но дальше мы узнаем, что о. Иоанна арестовали и почти год шло следствие, но, несмотря на неизбежные под Вашим пером пытки, «за весь год Крестьянкин не назвал ни одного имени, кроме тех, которые упоминались следователем». А кого он мог назвать, если донос был ложным? Но Вы продолжаете: «Он знал, что каждый названный им человек будет арестован». Нет, Георгий Александрович, он не мог этого знать. Далеко не всегда арестовывали даже тех, кого прямо оговаривали. Вспомним хотя бы того же хорошо известного Вам и высоко чтимого Вами прохвоста Солженицына. Он на следствии безо всяких пыток и угроз не просто назвал, а представил своими единомышленниками и сообщниками по антисоветской пропаганде несколько школьных друзей и даже родную жену Наталью Решетовскую. И что же? Никто из них никуда не был даже вызван и допрошен. Мало того, ведь он был осуждён по самой страшной 58 статье УК, а его жена после этого была принята на работу, где требовалось засекречивание, и она его прошла. Не могла же Наталья Алексеевна скрыть при этом, что муж сидит именно по этой статье.
Рассказывая о внуке Родзянко, ставшем священником, об отъезде их семьи за границу, Вы столь же уверенно заявляете: «Семью бывшего председателя Госдумы новые властители России в живых оставлять не собирались». С чего Вы это взяли? Кто Вам сказал? Большевики и защитников Зимнего дворца, и даже генерала Краснова после подавления поднятого им контрреволюционного восстания под честное слово отпустили на все четыре стороны. Вы подумайте только: главаря восстания – под честное слово! А он, конечно, плевал на своё генеральское слово, тут же помчался на Дон и самым активным образом включился в вооруженную борьбу против Советской власти. Был разбит, бежал в Германию, а в 1941 году вместе с немцами – опять... Что оставалось делать Советской власти после его вторичного захвата, как ни повесить бесстыдника. Это и произошло в 1947 году.
А известно ли Вам, как большевики обошлись с защитниками Зимнего дворца 25 октября 1917 года и с членами Временного правительства? Первых просто разогнали по домам. А вторых подержали недели две в Петропавловской крепости и тоже – на все четыре стороны. Их было пятнадцать человек. Примерно половина эмигрировала, половина осталась на родине и благополучно дожила до глубокой старости. Так, исполнявший обязанности военного министра генерал А.А. Маниковский не пожелал эмигрировать и стал – чудо из чудес, да? - начальником снабжения Красной Армии, но, увы, в 1920 году погиб в железнодорожной катастрофе. Министр путей сообщения А.В. Ливеровский, пишет В. Кожинов, «никуда не уехал, играл крупную роль в транспортных делах страны, в том числе в героическом строительстве знаменитой «Дороги жизни» во время блокады Ленинграда, города, где он и скончался в 1951 году уважаемым человеком в возрасте 84 лет» («Россия. ХХ век», т.1, с.212).Министр вероисповеданий А.В. Карташев, как Вы могли бы знать, эмигрировал во Францию, стал одним из выдающихся историков Православия, умер в Париже, когда ему было 85 лет. Трагична судьба министра экономики С.Н. Третьякова, внука одного из создателей нашей знаменитой галереи. Он стал очень ценным сотрудником советской разведки в Париже. Но в 1943 году немцы его раскрыли, и он был казнен. А морской министр Д.Н. Вердеревский, пережив немецкую оккупацию, в мае 1945 года явился на приём в наше посольство и поднял тост «За здоровье великого Сталина!». Словом, жизнь, Георгий Александрович, в том числе и советская, не так одноцветна и прямолинейна, как это представляется кому-то за монастырской стеной.
Владимир БУШИН
ВЫСОКАЯ БОЛЬ
Была одной шестою по размерам
И первой, может статься, по уму!
А стала чуть не сотой, жалко-серой
И не хозяйкой в собственном дому.
Так как случилось? Что тебя скрутило?
Кто в злобе вырвал перья у орла?!
Была ль в тебе не считанная сила?
О, Господи! Да как еще была!
Что нас сгубило в прежние года?
Доверчивость высокая, прекрасная
И вместе с тем трагически-ужасная
России «ахиллесова пята»!
Ты верила конгрессам, диссидентам,
Дипловкачам различной крутизны,
А у себя — бездарным президентам,
Трусливым и коварным президентам,
Предателям народа и страны!
Так что ж отныне: сдаться и молчать?
И ждать то унижений, то расправы
Стране, стяжавшей столько
гордой славы,
Которую вовек не сосчитать!
И нынче днями, чёрными, несытными
Мы скажем твёрдо,
с бровью сдвинув бровь:
«Не станем мы скотами первобытными
Да и в рабов не превратимся вновь!»
Вы видели картину, где в медведя
Вцепилась свора яростных собак?!
Страна моя! Ну разве же не так
Враги свои и всякий пришлый враг
Впились в тебя, мечтая о победе?!
Восстань же от мучительного сна
И сбрось их к чёрту, разминая плечи!
И снова к правде, к радости навстречу
Прошу, молю: шагни, моя страна!
Эдуард АСАДОВ, 7 июля 1999 г.
ИСТОРИЯ
ВЕЛИКАЯ НАША ПОБЕДА — ОДНА НА ВСЕХ
И значит нам нужна одна победа,
Одна на всех — мы за ценой не постоим!
Б. Окуджава
Демографическая цена людских трудностей, потрясений и потерь в войне (либо в борьбе «непримиримых эпох», старого мира с миром новым, либо в разросшейся в длительные массовые борения и насилия смуте) складывается: