Его хутор Субботово подарили ещё его отцу, но дарственной грамоты при этом не оформили. Прошло четверть века, и обнаружилось, что Зиновий владеет хутором незаконно. Этим воспользовался один крупный польский чиновник. В отсутствие хозяина (уже тогда существовало «рейдерство») он ворвался с солдатами в дом, разграбил его, а когда десятилетний сын Хмельницкого сказал что-то дерзкое, засёк его до смерти.
Хмельницкий, сам в чинах немалых, подал на грабителя в суд и проиграл дело. Обиженный, разгневанный, жаждущий мщения генеральный писарь уходит на Сечь – главный форпост казачества. С этого момента и начинается то, что во всех учебниках называют национально-освободительным движением украинского народа под руководством Богдана Хмельницкого. Позднее сам гетман признается, что «воевал за свою собственную обиду», но по мере того как движение ширилось и нарастало, стал сражаться за православную веру, за то, чтобы выбить из «ляцкой» неволи украинский народ.
Воспитанный на всём польском, Хмельницкий поначалу и не мыслил идти на разрыв с Речью Посполитой. Начиная борьбу, которая продолжалась без малого шесть лет (1647-1654), он считал её делом внутригосударственным. После первых же громких побед над ясновельможными панами он писал Яну-Казимиру: «Я с войском Запорожским при избрании вашем и теперь желаю, чтобы вы были могущественным королём». Заключая первый (Зборовский) мир (1649) и получив официальное признание собственного гетманства, он добился некоторых привилегий только для реестровых казаков. Главная же масса казачества, что составляла гетманское войско, в основном крестьяне, должна была вернуться под прежний гнёт панства. Это был первый удар по авторитету Хмельницкого – народ видел в нём теперь деспота не лучше короля и панов.
Получив во владение несколько имений, став во главе нескольких воеводств, где стояли реестровые казацкие полки, он возомнил себя царьком на Украине. Дни и месяцы проходили в пышных приёмах, торжественных выездах в города, сопровождаемых рукоплесканиями и пушечной пальбой, долгих и угарных пиршествах. К Хмельницкому прибывали послы из европейских стран. Ему прислал приветствие Кромвель. Турецкий визирь предоставил казакам свободное плавание по Чёрному морю и право беспошлинной торговли «на сто лет». Угодливые приспешники величали гетмана украинским Тамерланом, бурсаки называли его в кантатах русским Моисеем.
Темпераментный и впечатлительный, взрывной и неуравновешенный Хмельниц-кий терял голову. Всё чаще грозил он королевским посланникам загнать «всех тузов и князей ляцких» за Вислу, а если станут кричать, то их «и там найдёт». В гневе слал проклятие крымскому хану за то, что его войска, призванные на подмогу, уходили с поля боя. Доставалось и Москве: «Зачем, - с обидой жаловался гетман, - москали мне не помогают?» (А за что?). Жалобы сменялись свирепыми выкриками: «Пойду и разорю Москву хуже Польши!».
Фактически на подвластной гетману территории действовала прежняя польская администрация, которая не укладывалась, не вживалась в быт и сознание людей, почуявших веяние свободы. Требовались какие-то новые установки, идеи, дела. Гетман не видел этого. Сильный разлад наблюдался и в экономике. Оторванные от земли крестьяне годами не сеяли жита, хлеб дорожал. Чудовищно росла преступность – по воеводствам бродили шайки разбойников, грабивших жителей, обозы и суда, отчего пресекались торговые сношения. Не было устойчивого социального единства. Повсеместно возникали, как говорил В. Ключевский, «невылазные малороссийские дрязги» - стычки между католиками и православными, шляхтой и земледельцами, реестровыми казаками и голотой…
Всё это Хмельницкий видел и понимал, что изменить положение в лучшую сторону не может. Но отказаться от власти уже не мог. Всё чаще он обращал взоры к Москве, но ничего существенного ей предложить не хотел, думал только о халявной помощи с её стороны.
Видел он и другое. Его лучшие полки были перебиты, пополнение из крестьян воевало плохо, да и не хотело. Оттого успехи славного Войска Запорожского стали перемежаться с чувствительными неудачами. Одна из них случилась под Берестечком (Берестецкая битва между украинскими и польскими войсками 28.6-10.7.1651 г.). Мало того, что избежал смерти или плена лишь только полковник Богун со своим полком, так и сам Хмельницкий, видя, как татары покидают поле боя, бросился их уговаривать. И был предательски схвачен… При таких обстоятельствах идти на мировую с королём – значило всё потерять и расстаться с собственным величием, завоёванной славой, расположением народа, который ему ещё верил. Сохранить всё это можно было разве что под рукой царя московского. Но пока пришлось подписать Белоцерков-ский договор 18.9.1651 г., который восстанавливал польско-шляхетскую власть на Украине. Аннулировать его удалось только в 1652 году.
Первые попытки завязать отношения с Москвой успехом не увенчались. «Тишайший» Алексей Михайлович не хотел нарушать заключённый недавно мир с Речью Посполитой. К тому же страна сама переживала внутренние потрясения (Соляной бунт, брожения в Пскове, Курске, Великом Устюге…). Возьми царь под свою власть своенравных, непостоянных, мечущихся запорожцев – подведёт под государство ещё одну мину замедленного действия. Поэтому, выполняя свой «единоверный» долг, царь слал Хмельницкому подарки и обещания «ласковыми государевыми словами». Тем и ограничивался.
А гетман под гнётом всего происходящего терял настроение и силы. Пожилой человек (ему было далеко за пятьдесят), истерзанный, уставший. Он всё больше и больше предавался меланхолии, стал замкнутым и подозрительным. И если по обязанности принимал решения, то они всё чаще оказывались далёкими от нужд народа.
Так произошло и с Универсалом, запрещающим жителям уходить в Мос-ковию. Массовое переселение началось в пятидесятые годы, когда люди, сотнями и тысячами бросая обжитые места, отправлялись на поиски «новой Украины» в южные области Московского государства. Впоследствии здесь возникли города Харьков, Сумы, Белополье, Воронеж, а вся территория получила название Сло-бодской Украины. Царь Алексей Михай-лович усмотрел в притоке сюда новых жителей хорошее средство защиты от крымских татар. Так, гарнизоны многих крепостей Белгородской защитной линии составляли полки из украинских казаков. Например, в крепость Острогожск в 1652 году с разрешения царя Алексея Михай-ловича на оседлое жительство пришло 1003 украинских переселенца с семьями и скарбом под предводительством полковника Дзиньковского.
Хмельницкий же отнёсся к этому по-иному: жестоко преследовал беглецов и даже казнил некоторых из них. В ответ поднялась не только Левобережная Украина, откуда пошло переселение, но и Право-бережная. Гетмана открыто называли из-менником, грозились убить его. Нелучшим образом решал гетман и внешнеполитические проблемы. Если раньше Войско Запорожское имело возможность играть на противоречиях между Турцией, Польшей и Молдавией, то теперь оно вынуждено было противостоять их коалиции. Это предвещало неминуемый конец.
Наконец земский собор в Москве постановил принять гетмана Богдана Хмельниц-кого со всем Войском Запорожским под царскую руку. В январе 1654 года высокое посольство прибыло в Переяславль. Туда же со всей Украины съехалась старшина, полковники, сотники. Генеральная, как её тогда называли, рада была обставлена в соответствии с разработанным для этого протоколом: на площади собрался круг, били литавры, вынесли бунчуки, из храма вышло духовенство… Все ждали, что скажет гетман.
Едва ли не первые слова его были о том, что «нельзя более жить без государя». Иного он и не мог сказать – перед собравшимися стоял военачальник, человек способный служить под чьим-то взором или рукой, но так и не постигший мудрости самостоятельных действий в управлении государством. И воинское своё искусство, как и самого себя, он добровольно отдавал под власть другого. Под крики «Волим царя восточного!» были приняты условия договора с Москвой.
По ним (условиям) вся казацкая земля, перешедшая Украине ещё по Зборовскому миру, поступала во владение московского государя под названием Малой России. Сразу же после рады, когда следовало принять присягу, Хмельницкий, привыкший к порядкам польского двора и сейма, потребовал было, чтобы московские послы вслед за казачеством от имени государя присягнули бы в свою очередь. Но ему дали понять, что он не ровня царю московскому. Хмельницкому оставалось лишь послушно «проглотить» упрёки, а казачеству присягать в одностороннем порядке.