Эти уговоры звучали как приказ, и Ляхову оставалось только всё концентрировать в голове. Возражения не принимались.
- Да, чуть не забыл, - продолжал адмирал. - Вам, товарищ Ляхов, приказано готовить доклад о походе президенту страны, возможно, придётся докладывать лично. А подготовкой лодки к учениям займётся мой заместитель Багров Виталий Трифонович, так что твои орлы будут под бдительным присмотром. А ты давай, подай всё в лучшем виде: как говорится, «не ударь в грязь лицом!».
Ляхов был поражён. Он никак не ожидал, что придётся ещё участвовать в учениях. Да, были случаи, и нередко, когда лодки, возвращающиеся из походов, были задействованы в отдельных эпизодах учений, но всё это ещё до захода в базу. А здесь, когда настрой экипажа изменился, – это совсем другое дело. Но что сделаешь, когда за тебя всё решили и слушать твоё мнение никто не хочет. Известно давно, что русские офицеры боятся своего начальства больше, чем врага. «Единственное правильное решение, - подумал Ляхов, – выполнять приказы вышестоящего командования».
А приказ был один для него, а для лодки другой – командиру готовить лично доклад о походе для президента, а лодке в короткий срок подготовиться к учениям. Кроме проверки механизмов надо было заменить одну боевую торпеду на практическую, то же сделать и с ракетой. Весь боезапас оставался на борту, выгрузка планировалась на после учений. Работа ответственная. Но что волновало командира, так это то, что лодку будут готовить другие, а стрелять ему.
Через три дня Ляхова действительно вызвали с докладом в Москву. Когда он прибыл в Главный штаб, его доклад проштудировали в Оперативном управлении, а с ним побеседовал Главком ВМФ. Подготовили к встрече с президентом в лучшем виде.
- Отдохните, посмотрите Москву. Вас вызовут, когда последует указание сверху, - закончил Главком.
- А как с лодкой?
- Об этом не беспокойтесь, там всё идёт по плану.
Ляхов представил, как трудно приходится вертеться там старпому Сергею Лудко. Всякие назначенные ответственные «варяги» - это так, ширма. Всю работу выполняют штатные офицеры. Это всегда было и есть на флоте. На сердце у Ляхова было неспокойно.
На третий день пребывания в Москве Ляхова пригласили в Администрацию президента, где ещё раз разъяснили, как вести себя при встрече с президентом, и назначили время на завтра.
Ночь прошла в размышлениях. Геннадий Петрович знал, что президент не раз посещал субмарины, даже был посвящён в подводники и, видимо, неплохо разбирался в подводных делах. Говорить ему то, что он наслушался на всяких инструктажах, большой грех. Волновать правдой о флоте – тоже рискованно. Остановившись на том, что обстановка подскажет стиль поведения, он крепко заснул.
Встреча с президентом прошла замечательно.
Приветливо встретив командира, президент пригласил его садиться и сказал:
- Доклад положите на стол, пусть специалисты разбираются. Вы лучше расскажите мне о наших моряках и лодках. Какие возможности наших подводных крейсеров-ракетоносцев?
- Разумеется. Корабль наш вообще, можно сказать, уникальный, имеющий перед лодками других стран целый ряд преимуществ…
Беседа затянулась на полтора часа. Главным итогом её была констатация того, что Россия не утратила возможности в целях собственной безопасности и своих национальных интересов обеспечивать активное военное присутствие во всех точках Мирового океана, и по-прежнему её атомный флот является надёжным ракетно-ядерным щитом нашей великой морской державы.
Окрылённый заверениями первого лица государства, что флот не будет забыт, а главное, хорошей оценкой экипажа «Белогорье», Ляхов без задержки убыл на флот. Хотелось быстрее сбросить с плеч обузу общения с большими людьми и заняться делом. Хорошая оценка выполненной работы, конечно, вдохновляла, но у него болела душа о том, как идут дела на лодке. Хороший командир прежде думает о людях и делах, а потом о себе. Хотя Геннадий Петрович и не считал себя «хорошим командиром», но прислушивался к отзывам других и стремился к идеалу хорошего командира.
В штабе Ляхова встретили с распростёртыми объятиями. Известно, что штабисты всегда с охотой примазываются к чужим трудам. Багров, курирующий подготовку лодки к учениям, именно курирующий, а не занимающийся работой непосредственно, сообщил, что «Белогорье» к учениям готово.
- А все подробности тебе доложит Лудко, - закончил он и добавил, - хороший у тебя старпом, пора его двигать дальше!
Ляхов и сам давно думал об этом. Негоже грамотного и опытного офицера держать в шкуре «вечного старпома». Рвение таких офицеров при долговременном исполнении этой должности, «несовместимой с длительным пребыванием на берегу», начинает затухать, они перегорают, и флот теряет действительно хороших командиров.
На лодке Ляхов почувствовал себя как дома. Кругом знакомые лица. При встрече с ним моряки светились радостью с выжидательным интересом: «Командир, что ты нам скажешь? Что нас ожидает в будущем?».
Старпом доложил обстановку. Доклад успокоил Геннадия Петровича. Но вопрос старпома: «Правда ли, что после учений и отдыха опять будим готовиться в автономку?» - застал его врасплох. О таком он слышал впервые. А ведь «сарафанное радио» на флоте редко подводило.
- Не слышал, - ответил он. – Нам сейчас нужно думать о сегодняшнем дне. Как практическая ракета и торпеда?
- С ними всё в порядке. Проверяли и загружали под пристальным присмотром флагманских специалистов. Они сами идут с нами. Думаю, что не зря.
- Мне уже сказали, что чуть не весь штаб дивизии собирается с нами. Чуют награды. Ну ты же сам знаешь, Сергей Васильевич, что лучше без них. Присказки про «адмиральский эффект» не выдумки…
- Да уж! – согласился старпом. - Приказ есть приказ. Остаётся ждать сигнала на учения. Задание в пакете получено. Что там наколдовали в штабе флота, узнаем уже в море.
- Остаётся только ждать, - закончил разговор командир.
Сигнал «Море» прозвучал под утро. Все спешили на корабли, следовали доклады о готовности к выходу в море, оперативные дежурные запрашивали «Добро на выход» у оперативного флота. «Белогорье» отошло от своего последнего причала. Суеты не было, всё отработано, рядовой выход…
Вскрыли пакет, изучили задание. Штурман нанёс задание на карту. Капитан-лейтенант Михаил Архипов, ас штурманского дела, обратил внимание Ляхова на глубины в районе на заключительном этапе учения, которые не соответствовали правилам для плавания субмарин класса «Белогорье».
- Кто там разрабатывает задания? – спросил он командира.
- Конечно, офицеры, - ответил Ляхов. – Но, Михаил, сам знаешь, какие офицеры служат сегодня в штабах! Сколько времени мы будим находиться в этом районе?
- Около десяти часов в поисках ОБК. Это район для выполнения торпедной стрельбы.
- Ну что ж, уже ничего не сделать. Будем надеяться на Посейдона и своё мастерство, - резюмировал Ляхов.
Всё шло по плану. Ничего не предвещало неожиданностей. Но на то она и неожиданность, что возникает как гром среди ясного неба…
Прошло несколько дней. Успешно выполнена ракетная стрельба. Осталось выпустить торпеду – и домой…
Мичман Парамошкин внимательно слушал горизонт, цель нельзя было пропустить, от этого зависело выполнят ли они задачу. Главный боцман Александр Рублёв как по ниточке держал заданную глубину. Командир держал руку на всём, переборов в душе желание подвсплыть и «мазнуть» локацией горизонт. Привычка старых командиров. Из первого отсека уже доложили о готовности торпедного аппарата. Осталось только открыть переднюю крышку и нажать пистолет. На это уходят секунды…
Раздался доклад мичмана Парамошкина: «Странный шум по корме справа. Пытаюсь классифицировать!».
Ляхов вздрогнул.
В голове невольно мелькнула мысль: «Неужели супостат?». Но сейчас не «холодная война», хотя наши «стратегические друзья» продолжают заявлять, что «пока русский медведь плавает, за ним нужно следить!». Вспомнилось: когда он ещё был помощником командира атомохода, ему пришлось пережить столкновение с «супостатом», иностранной подводной лодкой, на глубине 60 метров. Тогда обошлось без жертв, но повреждения были.