В политике, как и на войне, не редкость обходные, потайные пути.
Корысть и шпионаж - два порока с древнейших времён. Чиновники продали замысел императора за золото. Достоверность информации подтверждалась и другими источниками.
План балтийского похода не мог не стать известным в Стокгольме. Шведский министр иностранных дел барон Энгестром познакомил с ним российского посла. Депеша об этом была получена в Петербурге 2 марта 1812 года. Ответные меры последовали незамедлительно. Уже 10 марта последовало распоряжение Балтийскому флоту привести в боевую готовность все 236 имевшихся в его составе канонерских лодок. Кроме того, было дано указание на строительство ещё 60, которые были бы «безопасны для переходу морем с десантными войсками, имея в прочем надлежащее совершенство». Подрядчики – петербургские купцы Мижуев и Красниковский – хотя и с небольшим опозданием, справились с трудным заданием, за что были удостоены «высочайшего благоволения». Теперь французам, решись они выполнить свой коварный план, противостояло, не считая других судов гребного флота, 296 русских канонерских лодок, не менее совершенных, чем французские, а главное – с отважными экипажами. Опыт недавних десятилетий убеждал, что на море русские не менее грозны, чем на суше.
От первоначального плана кампании Наполеону пришлось отказаться с глубоким сожалением. Сожалеть было о чём: ведь если бы удалось осуществить переход гребной флотилии по Балтике, то под угрозой непосредственного удара оказалась бы столица Российской империи, а это немаловажно. Кроме того, морские коммуникации сняли бы заботы об обеспечении тыла, об устройстве складов военного снаряжения и продовольствия, придали корпусам «Великой армии» большую подвижность. Однако, сведения, что русские заблаговременно привели в состояние боевой готовности Балтийский флот, заставили Наполеона спешно изменить первоначальный план.
Речи уже не могло идти о возможном столкновении с русскими моряками при численном равенстве сил, а скорее всего, даже при их превосходстве, ибо помимо гребных судов французам пришлось бы иметь дело с линейными силами флота, которые, несмотря на недальновидную морскую политику Александра I - «России нельзя быть в числе первенствующих морских держав, да в том ни надобности, ни пользы не представляется», были весьма внушительными. И хотя на мелководье и в штиль действия парусных эскадр были стеснены, но оставался гребной, москитный флот, не боящийся таких трудностей. А потом, хорошо знакомые с прилегающими к их Отечеству берегами, русские моряки легко отыскали бы возле них такие места, где бортовые залпы их кораблей и фрегатов разметали бы в клочья наполеоновскую армаду.
Но окончательно от этого плана Наполеон не спешил отказываться. Рига оставалась ключом к русской столице.
Узнав, что морская дорога в Россию прочно закрыта принятыми морским штабом русских мерами, Наполеон постарался скрыть свою досаду. Он даже постарался убедить своих приближённых, что рад этому, пустив такую фразу: «Взяв Киев, я держал бы Россию за ноги, захватив Петербург, я взял бы её за голову. Но заняв Москву, я поражу её в самое сердце». Но не все стрелы были нацелены прямо на Москву.
В одну из коротких июньских ночей (12/24.6.1812) «Великая армия» начала форсировать Неман. На левом крыле вторжения первой группировки войск прусский корпус маршала Жака Макдональда (32 тысячи человек) двинулся в сторону Риги. В случае удачи он легко мог стать серьёзной угрозой для Петербурга. В случае успеха его поддержал бы 40-тысячный корпус маршала Шарля Удино, действующий немного южнее.
Рига прочно запирала путь к столице России. К тому же она была последним портом юга и востока Балтики, ещё не занятым французами. Обороняли её 10-тысячный гарнизон и небольшое спешно собранное ополчение Лифляндской губернии. Соотношение сил складывалось явно в пользу Макдональда, и он не сомневался в успехе.
При первом известии о приближении врага главный командир рижского порта вице-адмирал Шешуков, привёл в полную боевую готовность имевшиеся суда. Было их немного – мелкие разнотипные лодки и барки для внутреннего пользования и всего 6 канонерских лодок. Главные же силы Балтийского флота располагались далеко: корабли и фрегаты в Кронштадте, а гребной флот в Роченсальме, среди шхер южного побережья Финляндии, неподалёку от острова Котка.
Поскольку Наполеон так и не отважился направить французский флот на Балтику, русские моряки могли взять на себя сравнительно спокойную миссию – перевезти из Финляндии подкрепления рижскому гарнизону. Эскадра адмирала Тета, командовавшего Балтийским флотом, была послана, чтобы доставить в Ригу войска из портов Финляндии и Аландских островов, которым французское вторжение не угрожало. Эскадра насчитывала 14 вымпелов, в том числе 8 линейных кораблей. Этим морским гигантам трудно подойти к причалам мелководного рижского порта, поэтому высадку войск произвели в Ревеле (Таллин), после чего эскадра ушла в Северное море, где приняла участие в блокаде французского побережья.
По иному складывалась боевая деятельность флота гребного, ему-то и пришлось защищать Ригу. Эскадра Тета вывезла не все войска для подкрепления, и потому оставшуюся часть их из того же Свеаборга и Роченсальма отправили на канонерских лодках. Тяжело нагруженные, сидящие почти по самые уключины в воде, небольшие судёнышки шли уверенно и достаточно быстро – в помощь матросам имелось достаточно пусть и не очень умелых в гребле, но зато крепких солдатских рук. А желание встретиться с дерзким захватчиком помогало в пути не хуже попутного ветра.
Первый отряд из 37 канонерских лодок прибыл в Ригу в середине июля 1812 года, в те самые дни, когда русская армия отступала. Нелёгким было положение и у стен Риги. Неудачная вылазка шеститысячного отряда на отражение неприятеля поставила под угрозу дальнейшую защиту города. Каждая лишняя сотня штыков, каждая лишняя пушка были жизненно необходимы рижскому гарнизону.
Канонерки под Андреевским флагом прибывали и прибывали. К концу июля их стало уже более сотни. Были здесь и другие суда, например гемамы, иначе они звались «шхерными фрегатами», имели длину до 45 метров, три мачты и 20 пар вёсел, их команда насчитывала 250 человек, они имели внушительное вооружение – до 24 штук 36-фунтовых орудий, точно таких же, как на линейных кораблях. Под флагом контр-адмирала Моллера собралась весьма внушительная флотилия. Ощетинившись многочисленными пушками и имея немалую живую силу, она встала несокрушимой и притом способной передвигаться на нужное место крепостной стеной по Западной Двине (Даугава) от самой Риги до её аванпорта Динамюнде (Даугавгрива). А часть канонерок вошла в реку Лиелупе (тогда эту речку называли Болдер-Аа) и вступила в ожесточённую схватку с неприятелем.
К сожалению, немногочисленные документы слишком скупо освещают картину многочисленных столкновений, из которых русские моряки выходили победителями. Но кое-что есть.
Враг был остановлен, но не сломлен. Ежедневно происходят стычки. И как всегда, гребные суда Российского флота действовали в дружном согласии с сухопутными частями. Канонерским лодкам, победно действовавшим на речных фарватерах, не раз доводилось перевозить армейские отряды и высаживать их в неожиданных местах для врага. Такой рейд, например, был совершён 14 сентября 1812 года. Следуя под флагом командующего флотилией, канонерки высадили большой отряд в стратегически важном месте на побережье Рижского залива. В походе шесть лодок капитана 2 ранга Капельцева выбили врага из одного из прибрежных городков, очистив его для русских солдат. Затем флотилия двинулась по реке Лиелупе дальше к городу Митаве (ныне Елгава), прорываясь сквозь поставленные поперёк фарватера заграждения – подводные рогатки, укреплённые на цепях. Лодки шли вверх по течению, несмотря на крепкий осенний ветер с дождём. Враг бежал из Митавы, не успев забрать припасы. Захватив богатые трофеи, флотилия ровно через неделю благополучно вернулась в Ригу.
Боевые действия канонерских лодок против войск маршала Макдональда продолжались вплоть до последних чисел октября 1812 года. Было ещё немало боёв. Не раз смолкали подавленные огнём с воды неприятельские орудия на земляных скатах прибрежных редутов и люнетов. А случалось и так, что, сменив валёк весла или артиллерийский банник на ружьё, саблю или абордажный топор – интрепель, шли моряки в рукопашную.