Выбрать главу

Так же поступают и Ваши персонажи, причем порой они обращаются не к самому Богу, а к святым да ещё в довольно бесцеремонной форме. Так, у некой Фроси убежала тёлка, видно, хотела перебраться на другой берег реки к стаду. И Фрося воскликнула, имея в виду преподобного Серафима: «Батюшка Серафим! Ты что, уснул? Не видишь, что ли? Тёлка-то убежала!» И какой эффект? «Тёлка сразу стала. Как вкопанная. Повернулась и побрела обратно». Значит, услышала тёлка голос преподобного и поняла его волю. Очень отрадно. Тёлка не иголка. А вот молитва о пропавшей кошке есть? Думаю, вряд ли. Ведь кошка-то по сравнению с телкой едва различима.

Замечательна история и с машиной жены Александра Крутова, главного редактора для меня, русского, не очень съедобного журнала «Русский дом». Вы освятили её машину, а на другой день, несмотря на это, её украли. Но автолюбительница тотчас вспомнила «особую антиугонную молитву» и - через день машину благополучно нашли. Да святится имя Твое!

Но должен заметить, что у меня иногда случается так: о ком-то подумаю, кого-то вспомню и вдруг – безо всякой молитвы!- этот человек или звонит, или письмо от него получаю, а то и является собственной персоной. Или вот прошлой осенью я потерял ручные часы, дорогой мне подарок газеты «Патриот». Уж так я убивался!.. А в мае, убираясь в моём кабинете к Первому мая и Дню Победы, жена, знавшая о пропаже, нашла их. И часики тикали. И всё это безо всяких молитв. Видно, моя Татьяна и впрямь святая, как я всегда считал.

Но, веря в могущества Вашего способа борьбы с разного рода нестроениями, позволю себе высказать два пожелания. Во-первых, хорошо бы Вам, Георгий Александрович, в следующем издании книги, которое не заставит себя ждать, привести тексты всех этих молитв – о пропавших книгах, машинах, собаках, коровах, ослах... Ведь во всех рассказанных Вами случаях и обращения, и молитвы, и, так сказать, адресаты были разные. Во-вторых, как я уже сказал, все обращения к высшим силам, о коих Вы поведали, похожи на заявку в Бюро добрых услуг по не столь уж значительным частным эпизодам вроде перегоревшего утюга. И это для кого-то может показаться просто ширпотребовской профанацией веры. Ведь и без того, как пишет в «Литгазете» израильский публицист Авигдор Эскин, «в России процент воцерковленных людей сегодня достигает трех процентов» (3.7.13). Так почему бы Вам не обратиться к Богу по вопросам гораздо более существенным, важным не только для библиофилов или автолюбителей, а для всего народа. Вот, допустим, сейчас, как и в прошлые годы демократической эры, на востоке страны – в Приморье, Якутии, на Урале - одновременно бушуют две стихии: лесные пожары и наводнения. Самый подходящий момент воззвать: «О Всемогущий, перемести проливные дожди туда, где пламень адский! Ну что Тебе стоит...» Или вот президент Путин уже не один год сулит нам 25 миллионов рабочих мест. И тут было бы уместно взмолиться: «Господи милосердный! Они не ведают, что и творят и говорят. Не какие-то непонятные «места» надо создавать. Ведь полицейские, торговцы, певички, фокусники это тоже «места». А надо строить заводы, промышленные предприятия, комбинаты – там и будут реальные, конкретные рабочие места. Просвети их, Господи! Пусть для начала построит нам хоть свечной заводик на тридцать рабочих мест». Можно вспомнить ещё и о том, что власть наша долго сотрясала атмосферу кликами о модернизации. Кричала, кричала – и вдруг замолчала. Теперь, вспомнив о великой советской индустриализации 20-30-х годов, они голосят о «новой индустриализации», путинской. И тут впору взмолиться: «Господи, пожалей ты нас, православных. Убери Ты этих трепачей к чертовой матери. Дай вздохнуть полной грудью народу нашему!»

Перед читателем Вашей книги проходит длинный ряд священнослужителей, которых Вы, естественно, стараетесь представить в самом благоприятном свете. Так, пишете, что иные из них были на фронте, защищали родину. Очень достойно! Но когда я читаю, что в одном монастыре «больше половины монахов были орденоносцами и ветеранами войны, а другая немалая часть прошла сталинские лагеря, а третьи испытали и то и другое» да ещё они при оружии, то тут можно только или посмеяться, как когда-то на концерте Райкина, или ощутить себя на очередном нынешнем выступлении по телевидению Сванидзе, именующего себя историком.

А Вы уверяете к тому же, что Ваши собратья не просто были на фронте, а «прошли всю войну»: и о. Нафанаил – всю, и о. Досифей – всю, и о. Алипий – всю... Но надо бы Вам знать, что ведь не так уж много воинов Красной Армии всю-то прошли. Об о. Алипии даже сказано, что он «четыре года воевал». Вы ставите в неловкое положение своих персонажей. Ведь четырех-то лет война всё-таки не длилась. Тем более это попахивает липой, что, оказывается, «он прошел путь от Москвы до Берлина». Если от Москвы, то, значит, первые самые страшные полгода войны он не видел, ибо «путь от Москвы» начался в декабре 1941 года. Вот так и Ваш Солженицын голосил: «Четыре года моей войны!» А когда его уличили во вранье, признался: с мая 1943 года. Да ещё от двух последних месяцев улизнул, обдуманно посадив себя в Бутырку с помощью антисоветских писем, что рассылал по разным адресам. Странно и то, что за его «четыре года» Алипий даже ефрейтора не получил, не говорю уж о сержанте, а так и остался рядовым. Вон Солженицын-то меньше чем за два года от лейтенанта до капитана допёр.

Темы войны Вам лучше бы не касаться. Вы сами-то в каких войсках служили? Или вовсе не служили? Вот что Вы рассказываете, например, услышав это из третьих уст: будто одни солдаты, сражаясь с врагом, снимали гимнастёрки, а другие «брали с собой на спину мешки с сухарями». Ни того, ни другого быть не могло. Дикая чушь! Зачем снимать гимнастёрки, тем более, что бои-то шли круглый год и даже в самые лютые морозы? Конечно, случалось, как писал поэт,

На наших глазах умирали товарищи,

По-русски рубаху рванув на груди...

Но у Вас не об этом.

А как идти в бой с нагруженным мешком за плечами - это кто ж Вам впарил? И откуда мешки сухарей? Нам давали на день два-три сухаря, и мы их съедали.

Или вот ещё рассказец о войне: «Однажды в сорок первом ночью на передовой Илья Данилович, будущий о. Рафаил, так оголодал, что не выдержал и пошел на запах тушенки к вражеским окопам». На запах! Как собака. И в какой же близости были окопы, чтобы учуять запах, – поди, метров десять, что ли? Так не бывало. «Немцы стрелять не стали, решили подождать, пока этот русский ввалится к ним в окоп». Как они могли ждать? Ведь естественней всего было подумать, что русский идёт с гранатами. Немало случаев было, когда наши солдаты поступали именно так – подрывали врага и сами гибли. «А когда немцы разобрались, зачем явился русский, дали ему каши с тушенкой». Я не знаю, чем кормили немецких солдат, но нас – как раз тушенкой, которую поставляли американцы по ленд-лизу. «Илья не только сам наелся, но и набил(!) кашей каску для голодных товарищей». Какая трогательная Рождественская сказочка! Так бы и написали: «Случилось это в ночь под Рождество». А Вы, Георгий Александрович, хоть одну правдивую книжечку про войну прочитали, например, «Судьба человека»? хоть один хороший фильм о ней, например, «Горячий снег» видели? хоть кто-нибудь из родственников Ваших, отец или дед, был на войне? Наконец, взрослый же Вы человек, должны сами понимать. Ведь тут что ни слово, то хоть стой, хоть падай. Подумать только! Эти живодеры явились к нам по трупам, чтобы наших солдат кашей кормить! Когда ж им заниматься мародёрством, виселицами, расстрелами, Хатынью. Бабьим Яром. Запомните, это мы кормили их детей, когда пришли в Германию.