Старые дворцовые служители в своих синих ливреях с красной и золотой отделкой стояли тут же, нервно повторяя по старой привычке: “Сюда, барин, нельзя... воспрещается...” Наконец, мы попали в малахитовую комнату с золотой отделкой и красными парчовыми портьерами, где весь последний день и ночь шло беспрерывное заседание совета министров и куда дорогу красногвардейцам показали швейцары. Длинный стол, покрытый зеленым сукном, оставался в том же положении, что и перед самым арестом правительства. Перед каждым пустым стулом на этом столе находились чернильница, бумага и перо. Листы бумаги были исписаны отрывками планов действия, черновыми набросками воззваний и манифестов. Почти всё это было зачеркнуто, как будто сами авторы постепенно убеждались во всей безнадежности своих планов... На свободном месте видны были бессмысленные геометрические чертежи. Казалось, заседавшие машинально чертили их, безнадежно слушая, как выступавшие предлагали всё новые и новые химерические проекты. Я взял на память один из этих листков. Он исписан рукой Коновалова. “Временное правительство, - прочёл я, - обращается ко всем классам населения с предложением поддержать Временное правительство...”
Надо заметить, что хотя Зимний дворец и был окружен, однако Временное правительство ни на минуту не теряло сообщения с фронтом и провинциальными центрами. Большевики захватили военное министерство еще утром, но они не знали, что на чердачном этаже находится телеграф, не знали и того, что здание министерства связано секретным проводом с Зимним дворцом. А между тем на чердаке весь день сидел молодой офицер и рассылал по всей стране целый поток призывов и прокламаций. Узнав же, что Зимний дворец пал, он надел фуражку и спокойно покинул здание...
Мы так увлеклись окружающим, что совершенно не обращали внимания на солдат и красногвардейцев, а между тем их поведение как-то странно изменилось. Небольшая группа уже давно ходила за нами из комнаты в комнату. Наконец, когда мы пришли в огромную картинную галерею, в которой мы еще днем разговаривали с юнкерами, вокруг нас столпилось около сотни человек. Перед нами стоял огромный солдат. Лицо его было мрачно и выражало подозрительность.
“Кто вы такие? - крикнул он. - Что бы здесь делаете?” Вокруг нас собиралось все больше людей. Нас пристально разглядывали. Начался ропот. До меня донеслось: “Провокаторы!”, “Громилы!”. Я показал наши удостоверения, выданные Военно-революционным комитетом. Солдат схватил их, перевернул вверх ногами и уставился на них непонимающим взглядом. Он явно не умел читать. Подержавши документы, он вернул их мне и сплюнул на пол. “Бумаги!” презрительно проговорил он. Толпа стала всё теснее сжиматься вокруг нас, как дикие лошади смыкаются вокруг пешего ковбоя. Я заметил вдали офицера, глядевшего очень беспомощно, и окликнул его. Он стал проталкиваться к нам.
“Я комиссар, - сказал он мне. - Кто вы такие, в чем дело?” Толпа отодвинулась и заняла выжидательное положение. Я снова показал бумаги.
“Вы иностранцы? - быстро спросил офицер по-французски. - Плохо дело...” Он повернулся к толпе и замахал в воздухе нашими документами. “Товарищи, - закричал он, - эти люди наши иностранные товарищи, американцы! Они явились сюда, чтобы после рассказать своим землякам о храбрости и революционной дисциплине пролетарской армии!..”
“А вы почём знаете? - ответил высокий солдат. - Говорю вам, это провокаторы. Говорят, что пришли сюда смотреть на революционную дисциплину пролетарской армии, а сами расхаживают по всему дворцу. Почём мы знаем, что они тут не награбили полные карманы?”
“Правильно!” - закричала толпа, надвигаясь на нас. На лбу офицера выступил пот. “Товарищи, товарищи! - воскликнул он. - Я комиссар Военно-революционного комитета. Ведь мне вы верите? Так вот я вам говорю, что эти мандаты подписаны теми же именами, что и мой собственный!”
Он провел нас по дворцу и открыл перед нами дверь, выходившую на набережную Невы. Перед этой дверью находился всё тот же комитет, обыскивавший карманы.
“Ну, счастливо вы отделались”, - прошептал он, утирая лицо.
“А что с женским батальоном?” - спросили мы.
“Ах, эти женщины!.. - он улыбнулся. - Они все забились в задние комнаты. Нелегко нам пришлось, пока мы решили, что с ними делать: сплошная истерика и т.д... В конце концов мы отправили их на Финляндский вокзал и посадили в поезд на Левашево: там у них лагерь...”
И мы снова вышли в холодную беспокойную ночь, полную приглушенного гула неведомых движущихся армий, наэлектризованную патрулями. Из-за реки, где смутно чернела огромная масса Петропавловской крепости, доносились хриплые возгласы... Тротуар под нашими ногами был засыпан штукатуркой, обвалившейся с дворцового карниза, куда ударило два снаряда с “Авроры”. Других повреждений бомбардировка не причинила.
Был четвертый час утра. На Невском снова горели все фонари, пушку уже убрали, и единственным признаком военных действий были красногвардейцы и солдаты, толпившиеся вокруг костров. Город был спокоен, быть может, спокойнее, чем когда бы то ни было. За эту ночь не случилось ни одного грабежа, ни одного налета.
Джон РИД, Из книги «Десять дней, которые потрясли мир»
ИТАР-ТАСС
ВАМ НЕ СНИСКАТЬ…
ПАСЕ призвала российский парламент пересмотреть принятые ранее законы о клевете, НКО и запрете гей-пропаганды среди детей. Об этом было заявлено в резолюции о проведении мониторинговых процедур, принятой Ассамблеей.
Одновременно ПАСЕ выразила озабоченность в связи с “политически мотивированными судебными решениями в отношении оппозиционера Алексея Навального и скончавшегося в СИЗО юриста Hermitage Capital Сергея Магнитского”. Кроме того, была принята поправка о введении в текст упоминания о неисполнении резолюций ПАСЕ о войне между Грузией и Россией, где от Москвы требовалось отказаться от признании Абхазии и Южной Осетии.
Вместе с тем, ПАСЕ отвергла проект рекомендаций о дублировании мониторинговых процедур на уровне исполнительной власти Совета Европы - Комитета министров СЕ. Соответствующая поправка российской делегации была поддержана 66 голосами при 64 против.
Россия приветствовала отказ от “двойного мониторинга”, отказавшись одновременно от поддержки резолюции. Как заявил с трибуны ПАСЕ замглавы делегации РФ Леонид Слуцкий, “мониторинг Ассамблеи нуждается в эволюции, но этой эволюции не происходит”. “Из прежней системы стимулов для соответствия демократическим стандартам Совета Европы мониторинг превратился в инструмент проведения разделительных линий на европейском пространстве. К одним странам количество претензий со временем только увеличивается, а в отношении других - так называемых стран старых демократий - только скороговоркой перечисляются благие пожелания”, - указал он.
“Россия выполнила 21 обязательство из 23, необходимых при вступлении в Совет Европы. Тем не менее, по каким-то причинам перехода к постмониторинговым процедурам не происходит. В других странах постсоветского пространства ситуация такая же. Налицо - дискриминационный подход”, - заключил Слуцкий.
ЗАВЫШЕНЫ И ПРЕПЯТСТВУЮТ
Еврокомиссия рассчитывает на “быстрое разрешение” конфликта вокруг запрета Россией на ввоз молочной продукции из Литвы. Об этом заявил официальный представитель Еврокомиссии Фридерик Вансан. Он также подчеркнул, что Еврокомиссия не знает сути российских претензий, но уверена в качестве литовской продукции. Будет ли Брюссель вмешиваться в этот конфликт, пока тоже не ясно, хотя фитосанитарные проблемы Литвы как члена Евросоюза попадают в сферу компетенции агентства Еврокомиссии по безопасности пищевой цепи.