Для тех читателей, кто по какой-то причине вдруг почему-то не видел фильма, я расскажу, в чём там дело. Своими словами, чтобы доступнее.
Итак, в 1944 году Гитлер задумал убить Сталина, для чего было решено заслать диверсанта прямо в Москву на правительственную трассу. Чтобы выбрать лучшего из лучших среди предателей, где-то в Германии создаётся особый диверсионный отряд «Яуза». И такой исполнитель находится – Пётр Гаврин - супермен, взглядом злобную укрощает овчарку.
И вот, значит, этого Петра Гаврина (артист К. Лавроненко) засылают в СССР. На самолёте вместе с чудо-мотоциклом, где в руле какой-то чудо-пулемёт с бронебойными патронами спрятан. Засылают в район Ржева, откуда до Сталина две с половиной сотни километров. Но самолёт сбивают зенитчики, судя по контексту - на линии фронта (помните, как далеко от Москвы была эта линия в 1944 году?!). Чудом уцелевший диверсант с чудом уцелевшим мотоциклом движется к столице. Меняет прикид и транспорт (вот он уже не майор, а солдат за рулём грузовичка), и после многих-многих дорог попадает на секретную фашистскую базу «Лесопилка» где-то в районе Волоколамска.
Конечно, до того момента в глухой-то волоколамской тайге наши контрразведчики эту открытую всем ветрам и никак не охраняемую разместившимися там фашистами базу обнаружить никак не могли (видно, о том поведали секретные архивы), ну да бог с ними (с киношными контрразведчиками). Пётр Гаврин въезжает на базу - опаньки! – а там все, кто накануне провожал его в полёт с мотоциклом из Германии. Тоже со своими мотоциклами, с оружием и даже с сапёрной лопаткой магнитогорского завода. То есть главного исполнителя отправили в сафари по постам и военным дорогам Советского Союза, а сами во главе с Густавом Молем (артист Ф. Добронравов) прыг под Волоколамск и ждут, сидят – типа того, доедет главный исполнитель али не доедет... Смешно.
Базу, конечно, разгромили, но диверсант на мотоцикле ускользнул и ринулся прямиком к столице (благо на всей завершающей сотне километров по версии создателей киноленты почему-то ни постов, ни проверок). В конце-то фильма становится ясно, что это всё для того, чтобы на плечах Петра Гаврина проник на правительственную трассу настоящий исполнитель – майор НКГБ Бабушкин (артист М. Ефремов). Но Пётр Гаврин этого не подозревает и оказывается ну где-то совсем неподалёку от Кремля на конспиративной квартире у агента Шарлотты (артистка Р. Литвинова). Конечно, у них возникают умные разговоры, потом постель. И Шарлотта после этого ночью же или рано утречком докладывает в Германию: агент, де, к исполнению задания готов. То есть, надо понимать, у неё - под носом столичного «Смерша» и НКВД - имеется работающий и не замеченный ранее передатчик на кухне или она на почтамт, что ли, успела сбегать, телеграммку в Берлин отбить… В общем, сообщила.
Однако ясно, что утро вечера мудренее. Пробудившийся Пётр Гаврин предлагает новоявленной любовнице скрыться: «Страна большая, никто нас искать не будет… У меня полмиллиона рублей, настоящих…» И тут зритель понимает, что всё это время диверсант таскал с собой мешок денег. На кадрах фильма мешок не показывают. Оно и понятно, ведь если самыми крупными, по 10 червонцев – это 50 пачек. А если немцы даже в этом фильме не последние идиоты, то своему агенту должны бы выдать купюры помельче, чтобы тому не светиться. А это уже сто, двести, а то и пятьсот пачек. Да ещё бланки и печати («У меня любые есть», - сообщает Гаврин Шарлотте).
Отсмеялись, поехали дальше. Спецгруппа «Смерш», в которую умело затесался и упомянутый выше майор Бабушкин, попадает на правительственную трассу с огромным трудом, только по личному разрешению начальника Главного управления контрразведки «Смерш» генерала Абакумова. А диверсант Пётр Гаврин проникает туда без сучка, без задоринки то ли по разрешению кого-то стоявшего выше Абакумова (получается, Сталина, что ли?), то ли по разрешению командира роты охраны (приехал со стороны – «здрасьте!» - и ни у кого никаких подозрений).
А там уж на трассе в момент проезда правительственного кортежа завязывается бой между диверсантами и смершевцами. Палят друг в друга, дерутся, мотоциклы взрывают! И, что характерно, остальным охранникам, расставленным вдоль трассы, хоть бы хны. В сотне метров от них бой идёт, Сталина собираются убить, а они стоят навытяжку, как истуканы, им, как говорится, и ветерок в зад! Вот это охрана, смешно!
А так в остальном фильм красивый. Едут по трассе шикарные лимузины, шины шуршат и по обочинам справа и слева высокие густые развесистые заросли клюквы…
Не стоило бы писать об этом, если б лента «Приказано уничтожить! Операция “Китайская шкатулка”» была на уровне большинства российских тупых киноподелок, которыми в эти годы кормят электорат. Фильм-то на самом деле хороший, увлекательный. И актёрский коллектив отличный, кроме названных - А. Смоляков, С. Баталов, Т. Бибич, И. Соколовский... В. Золотухин Гитлера сыграл, Г. Хазанов – ненавистного ему Сталина… Заявили бы этот фильм как российский остерн (по аналогии с вестернами), ну и крутите его на здоровье без всяких претензий, пока не надоест. Так ведь заявлена архивная документальность, вот в чём дело. «Ребята-то не знают!» - как говорится в одной рекламе. Смотрят и думают наши «ребята», что всё там на экране – настоящее, из архивов. А оно всё кисловато, аж скулы от смеха сводит…
Тут в одном областном театре один заслуженный артист достиг возраста расцвета. То есть раскрылся полностью, как бывает в девяносто два года. А закрываться желания не изъявляет. И, будто назло, в тот год кроме сцены все другие подходящие по ситуации места в театре заняты – гардеробщика, директора… Решили тогда его в труппе всё-таки оставить, в одном спектакле немножко использовать. Чуть-чуть - из уважения к заслугам и для бухгалтерии.
Там роль как раз для заслуженного артиста в расцвете, особенно если у него подагра разыгралась – занавес открывается, а он уже сидит. Нашлась такая подходящая историческая драма, тихая, почти без зрителей. И вот, значит, как бы некий предбанник, факелы горят и сидит этот заслуженный артист. Вбегает дамочка в плюмаже, за ней – то ли Меншиков с шампанским, то ли Кутузов с Малютой Скуратовым, чёрт разберёт, освещение-то в режиме факельной экономии. И они спрашивают, мол, чьи это покои? А наш заслуженный должен, этак сидя, учтиво поклониться и ответить: покои, дескать, самого царя Петра Алексеевича. И больше от него ничего не надо. Он дальше сидит, а эти с царём пляшут, указы пишут, целуются, водку пьют, мух стреляют… Тоска, а не спектакль.
И тут сразу на другой день афиша. Народу в зале едва на два ряда. Холодно, не надышали. Эти, к факелам поближе, на сцену выходят, чьи, мол, тут покои-то? А тот глазами хлопает, паузу держит – и ни бельмеса. Совсем засклерозило. Но потом всё-таки озарился, словно вспомнил что-то из телевизора и вдруг говорит: «Это покои Путина Владимир Владимирыча!» Артисты так и рухнули, где стояли. Но надо ж как-то реагировать! Дамочка в плюмаже говорит: «Хорошо как попали-то! И оделись по случаю больно красиво, будто в телепрограмме «Модный приговор», и в приёмную Путина без записи первые добрались. Пойдёмте, что ли, с ним о реформах поговорим?» Тут заслуженный артист, как старый конь дорогу вспомнил, тоже давай отыгрывать: «Какая ж, - говорит, - вам запись, если вы и так Валентина Матвиенко! Вот и Чубайса в камзоле узнаю, и Медведева! Проходите на этот, на саммит!»
Кой-как отсебятиной действие закончили и занавес скорее закрыли.
На другой день директор в отъезде был, приказ не успел подписать. Поэтому старик опять на сцене оказался. Эти подошли опасливо, спрашивают про покои, а сами тут же суфлируют ему чуть не в ухо: «Петра Алексеевича! Петра Алексеевича покои, скажи!» Тот прислушался, губами пошамкал, и вдруг говорит им: «Гитлера это покои, Адольфа Алоизыча!» Дамочка плюмажная тут же в истерику впала: «Сволочь! – кричит. – Задушу голыми руками!» Эти её держат – и не понять, они старика защищают или Гитлера. Хотя, конечно, дамочке уже всё равно - что тот, что другой. Зрители от смеха вповалку – когда в зале много народа, гораздо лучше смеются. Драма, всё-таки.