Сей почтенный кавалер управлял уральскими заводами и оставил первое их описание. Груда рукописей, в которых рассказ о металлургических процессах петровского времени перемежается многочисленными ведомостями, счетами, табелями и т.п., пролежала под спудом почти двести лет. На эту кучу бумаги густой кучей слетелись новейшие «исследователи». В этом не было бы беды, если бы они действительно проявили интерес к ведомостям де-Геннина. Но они проявляли интерес к гонорарным ведомостям Института истории науки и техники. Так «увязывали» они прошлое с современностью.
Дело шло по инерции, как в романе Толстого. Сменялись годы. Становился неузнаваемым облик советской страны. А в болотной тиши академического института, под защитой бухаринских мерзавцев «нравственные и музыкальные семейства» жевали де-Геннина, чавкали, облизывались. Кушали не торопясь, в твёрдой уверенности, что на их век генерал-лейтенанта хватит.
Так дожили до 1936 года, когда узнали, что рядышком, в другом учреждении, тоже сидят и кормятся де-Генниным другие «нравственные и музыкальные семейства». То двести лет никто не издавал, то сразу стали его издавать в двух «научных» местах. Как говорят на Украине, разом пусто, разом густо.
Никто не обеспокоился. Если можно играть на рояле в четыре руки, почему нельзя обсасывать одного двухсотлетнего генерала в десять ртов? Кормление продолжалось.
Наконец в 1937 г. труды де-Геннина в другом издательстве, не Академии наук, увидели свет. Вышла из печати прекрасно, даже роскошно изданная книга в 670 страниц, и хотя читать её будет только узкий круг специалистов по истории металлургии, напечатана она в 10 000 экз., словно советские читатели только этой книги и дожидались с нетерпением!
Но теперь-то уж наверное прекратилось чавканье в Институте истории науки и техники? Нет, нисколько. Кормление продолжилось и в 1937 г., продолжается поныне. Его и не собираются прекратить. Институт намерен преподнести советскому читателю ещё одно издание книжищи генерал-лейтенанта, которому двести лет назад и присниться не мог такой фантастический успех.
Руководит всеми процессами по «изданию» де-Геннина некто А.И. Гамбаров. Он не историк и не технолог. Он – невежда. Кроме того, он литературный пачкун и политический клеветник. В 1925 г. он издал хрестоматию по истории Парижской Коммуны, где напечатал выдержки из «трудов» врага народа Троцкого. О политическом лице его, далее, дает отчетливое представление изданная в 1926 г. брошюра «В спорах о Нечаеве» с подзаголовком «К вопросу об исторической реабилитации Нечаева». С исключительной наглостью Гамбаров выдаёт Нечаева, разоблаченного и заклейменного Марксом, за «отдалённого предшественника русского большевизма».
Гамбаров кормится не один, а с группой сотрудников. Поддерживает Гамбарова «старший научный сотрудник» член партии Найдёнов. Покровительствует Гамбарову зам. директора института коммунист Свикке. Пред нами не одно «нравственное и музыкальное семейство», а целый оркестр, исполняющий симфонию «Дармоеды в науке».
Никто не скажет, что все эти музыканты обладают плохим аппетитом. Что касается Гамбарова, то он кормится усердно и энергично. Недаром в ноябре 1937 г., когда книга де-Геннина уже была готова в другом издательстве, дирекция института постановила:
«Тов. Гамбарова А.И. отметить с занесением в трудовой список перевыполнение производственного плана…»
В академическом Институте истории науки и техники не только кормят дармоедов, не только закармливают их, но и перекармливают, называя сие «перевыполнением производственного плана».
Не худо бы президиуму Академии наук СССР, поелику «абрисы» генерал-лейтенанта де-Геннина уже изданы, заимствовать из книги его такое, к примеру, указание о порядках в «припасной конторе»:
«И того ради надлежит быть при оной конторе управителю доброму, радетельному и трудолюбивому, трезву, и которой бы к своей бездельной корысти не прилежал, и тщание имел бы, и содержал бы над мастерами добрую команду…» (стр. 102).
Если так расцвела «бездельная корысть» под академическим флагом в учреждении, ютящемся так близко от президиума Академии наук, то легко себе представить, какой простор дармоедам от науки в других плохо проветриваемых закоулках.
Д. ЗАСЛАВСКИЙ, «Правда», №11, 11 января 1938 г.
ПОЕДИНОК
ПРЕВОЗНОСИЛ ЛИ СТАЛИН ОПЫТ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ?
Н.С. Хрущёв и его последователи – ДА
Стенограмма совещания начсостава по сбору опыта боевых действий против Финляндии – НЕТ
Кулик (председательствующий). Слово имеет тов. Сталин.
Сталин. Я хотел бы, товарищи, коснуться некоторых вопросов, которые либо не были задеты в речах, либо были задеты, но не были достаточно освещены.
Первый вопрос о войне с Финляндией.
Правильно ли поступили правительство и партия, что объявили войну Финляндии? Этот вопрос специально касается Красной Армии.
Нельзя ли было обойтись без войны? Мне кажется, что нельзя было. Невозможно было обойтись без войны. Война была необходима, так как мирные переговоры с Финляндией не дали результатов, а безопасность Ленинграда надо было обеспечить, безусловно, ибо его безопасность есть безопасность нашего Отечества. Не только потому, что Ленинград представляет процентов 30-35 оборонной промышленности нашей страны, и, стало быть, от целостности и сохранности Ленинграда зависит судьба нашей страны, но и потому, что Ленинград есть вторая столица нашей страны. Прорваться к Ленинграду, занять его и образовать там, скажем, буржуазное правительство, белогвардейское, - это значит дать довольно серьезную базу для гражданской войны внутри страны против Советской власти.
Вот вам оборонное и политическое значение Ленинграда как центра промышленного и как второй столицы нашей страны. Вот почему безопасность Ленинграда - есть безопасность нашей страны. Ясно, что коль скоро переговоры мирные с Финляндией не привели к результатам, надо было объявить войну, чтобы при помощи военной силы организовать, утвердить и закрепить безопасность Ленинграда и, стало быть, безопасность нашей страны.
Второй вопрос, а не поторопились ли наше правительство, наша партия, что объявили войну именно в конце ноября - в начале декабря, нельзя ли было отложить этот вопрос, подождать месяца два-три-четыре, подготовиться и потом ударить? Нет. Партия и правительство поступили совершенно правильно, не откладывая этого дела и, зная, что мы не вполне еще готовы к войне в финских условиях, начали активные военные действия именно в конце ноября - в начале декабря. Все это зависело не только от нас, а скорее всего, от международной обстановки. Там, на Западе, три самые большие державы вцепились друг другу в горло, когда же решать вопрос о Ленинграде, если не в таких условиях, когда руки заняты и нам представляется благоприятная обстановка для того, чтобы в этот момент ударить.
Было бы большой глупостью, политической близорукостью упустить момент и не попытаться поскорее, пока идет там война на Западе, поставить и решить вопрос о безопасности Ленинграда. Отсрочить это дело месяца на два означало бы отсрочить это дело лет на двадцать, потому что ведь всего не предусмотришь в политике. Воевать-то они там воюют, но война какая-то слабая, то ли воюют, то ли в карты играют.
Вдруг они возьмут и помирятся, что не исключено. Стало быть, благоприятная обстановка для того, чтобы поставить вопрос об обороне Ленинграда и обеспечении государства был бы упущен. Это было бы большой ошибкой.
Вот почему наше правительство и партия поступили правильно, не отклонив это дело и открыв военные действия непосредственно после перерыва переговоров с Финляндией.
Третий вопрос. Ну, война объявлена, начались военные действия. Правильно ли разместили наши военные руководящие органы наши войска на фронте? Как известно, войска были размещены на фронте в виде пяти основных колонн. Одна наиболее серьезная колонна наших войск - на Карельском перешейке. Другая колонна наших войск и направление этой колонны - было северное побережье Ладожского озера с основным направлением на Сердо-боль. Третья колонна - меньшая - направлением на Улеаборг. Четвертая колонна - с направлением на Торнио и пятая колонна - с севера на юг, на Петсамо.