И кто вы, В.В. Путин? Точно ли доктор тяжело больной России? Так хочется верить! Но тогда почему вы, появившись на тель-авивском экране в честь НТВ, вот уже пятнадцать лет хлещущей в лицо миллионам отменно зловонными русофобскими помоями, с удовольствием пожали руку Т. Митковой? Да, той самой, известной в народе как самая заслуженная ненавистница Советской державы, как оголтелая участница первой «оранжевой революции» 1991 года, когда она внаглую отказалась прочитать перед народом Обращение ГКЧП (Государственного комитета по чрезвычайному положению). То есть, по сути, участвовала в «расстреле» Закона во имя торжества уже выстроившихся у кормушек абрамовичей, невзлиных, кохов и тому подобных прохиндейцев-«прихватизаторов» и спевшихся с ними «членов КПСС», спешно изжевавших и еще не до конца проглотивших свою «хлебную карточку», то есть партбилет.
Видела картинку: крысы улеглись эдакой розеткой, впритирку друг к другу и в середке так переплелись хвостами, что не разъять. Называется эта отвратность – «крысиный король». Назовите, кто из ельцинско-собчаковской «розетки» выпал, исчез, наказан, заклеймен позором за то, что участвовал в войне с собственным народом, за то, что врал ему бесперебойно?! А ведь еще в 1993 году Контрольно-бюджетный комитет Верховного Совета РСФСР на железном основании фактов и цифр подвел итоги жизнедеятельности «крысиного короля»: «Вся структура органов приватизации, созданная Чубайсом, способствовала хищническому раздроблению России». А Ричард Морнингстар (США) открыто объяснил успехи «собчаковщины» так: «Если бы мы не финансировали Чубайса, мы не смогли бы выиграть битву на приватизацию». Доказано – горбачёвско-ельцинско-собчаковские преступления уже давно несоизмеримы с тем, что сотворил гитлеризм на нашей территории! И что им, любимчикам ЦРУ, остается? То же самое, с чего начинали – архинагло лгать, лгать и лгать, а особо отличившихся в глумлении над нашими отечественными святынями, над социалистическими завоеваниями, над самоотверженностью истинных патриотов, над И.В. Сталиным - поощрять всячески. И любой телеканал – тому подтверждение. А прилавки ломятся не только от ядовитых, сфальсифицированных так называемых продуктов питания, но и от наскоро сварганенных книжонок, где от наворота блудливой полуправды, беспросвета циничных подтасовок и оголтелого вранья – не продохнуть.
О, как востребован стал и в демиздательствах, и на телевидении «патриарх советской литературы» Лев Разгон! Как весьма кстати для ЦРУ он выскочил в передовые очернители и фальсификаторы прошлого своей страны! И как же врезал ему по первое число Владимир Бушин! И эта его прокурорская речь от имени народа опять – образец точности, железной логики, приправленных самоценным, истинно бушинским «зловредным» остроумием. (Отмечу: писатель помимо диплома Литературного института имеет диплом юриста.)
Итак, Лев Разгон «как зеркало необоснованных гонений», по В. Бушину: «Лев Эммануилович начал свою трудовую жизнь с важного поста в Центральном бюро юных пионеров. Уже тогда был своим человеком в семье Свердловых и частенько навещал их в Кремле. Дочь А.И. Рыкова – его приятельница. Видимо, через нее или через Свердловых любознательный пионервожатый был, на наше счастье, в курсе всех кремлевских новостей и сплетен. Например, о том, что «железный Коба» вдруг неожиданно «размягчился» и стал «предаваться изнеженности нравов», то есть, грубо говоря, «у него появилась любовница, а может, и не одна». Может, не меньше дюжины: по одной от каждой республики. Скорей всего это «размягчение» на пятьдесят третьем году жизни явилось непредвиденной самим Сталиным реакцией на успешное выполнение первого пятилетнего плана, в результате которого, например, производительность труда в промышленности выросла на 41 процент.
Видимо, по причине именно охватившей его «изнеженности нравов» тиран начал тогда, по данным Разгона, истязать свою тридцатилетнюю красавицу-жену, бить смертным боем малолетних детишек Свету и Васю. Слышал, как Клавдия Тимофеевна Свердлова, сокрушаясь о жене Сталина, «хваталась за голову и говорила: «Бедная, бедная женщина!» ...Буквально не в силах отлипнуть от того же Сталина, он уверяет читателя: «Когда в 1919 году Юденич уже стоял под самым городом, Зиновьев впал в состояние истерического страха и требовал, чтобы его немедленно первым вывезли из Петрограда. Ему было чего бояться: перед этим он и приехавший в Петроград Сталин приказали расстрелять всех офицеров, зарегистрировавшихся согласно приказу. А также много сотен бывших политических деятелей, адвокатов и капиталистов, не успевших спрятаться».
Не вдаваясь в подробности, заметим, однако, как «под самым городом» Юденич оказался во второй половине октября, а Сталин ни «перед этим», ни вообще после 2 июля в Петрограде не был. Как член Военного Совета Западного, а затем Южного фронтов, он мотался между Москвой, Смоленском, Минском, селом Сергиевским, где находился штаб Южного фронта, и Серпуховом. Что же касается Григория Евсеевича Зиновьева, то у него и без всяких выстрелов, бесспорно, имелись достаточно веские причины не желать личной встречи с Николаем Николаевичем Юденичем: ведь Зиновьев был первым лицом в городе – председателем Петроградского Совета. А уж если отвечать за расстрелы, то рядом с ним должны бы прежде всего встать Г.И. Бокий – председатель Петроградского ЧК и И.М. Москвин, который, по словам Л. Разгона, «после 1917 года занимал в Петроградской организации партии посты первой величины и выдвинулся со временем на второе место после Зиновьева».
То есть одним из первых наших советских писателей-публицистов В. Бушин «дал очередь» по гнуснейшей лжи фальсификаторов истории.
«Так почему же автор, так легко взвалив вину на Сталина, - принародно допытывается В. Бушин у творца всяческих домыслов, - который не был в Петрограде почти четыре месяца, совершенно обошел молчанием Бокия и Москвина, все время находившихся здесь, на столь решающих в подобном деле постах? Есть основания полагать, что это сделано совсем не по незнанию. А скорее всего потому, что оба они – близкие родственники Льва Эммануиловича: он был женат на дочери первого из них, которая позже стала падчерицей второго.
В огромной столичной квартире Ивана Михайловича Москвина, что находилась в роскошном правительственном доме на Спиридоновке, бинарный зять жил много лет одной с ним семьей, а с Глебом Ивановичем Бокием порой предавался уже известной нам ежовской усладе (Водку пили-с. – Л.Б.)... Лев Эммануилович уверяет, что Глеб Иванович был обаятельнейшим человеком, «зимой и летом ходил в плаще и мятой фуражке», обожал искусство... Бокий был знаменит. Его именем называли морские суда, о нем слагали стихи и песни. Так, заключенные, которых направляли на Соловецкие острова, с энтузиазмом пели:
Трюм наш тесный и глубокий,
Нас везут на «Глебе Бокий»,
Как баранов...
Кстати сказать, примечательны фигуры и других родственников свидетеля. Например, Мерик Горохов. Он работал заместителем «знаменитого Вуля» - начальника МУРа, «грозы московских воров и бандитов». «Мерик был тихим евреем с русыми волосами и нестеровскими синими глазами, прелестным и добрым человеком». Однажды Разгон зашел к тихому братцу на работу. Тот сидел за столом, а перед ним лежала кипа бумаг в несколько сот листов. «Не прерывая разговора со мной, - вспоминает Лев Эммануилович, - Мерик синим карандашом подписывал внизу каждый лист рядом с другой какой-то подписью. Изредка прерывался, чтобы потрясти уставшей рукой». Что же это он делал? Оказывается, добрый братец был членом «тройки» и вот теперь, не моргнув синим нестеровским глазом, подписывал приговоры об изоляции «социально вредным элементам».
«Вот такие вот «родственнички», - втолковывает нам Владимир Бушин, - и были призваны к ответу за свое палачество, за свою сладкую жизнь в хоромах, где царила обжираловка, в 1937 году. Пострадал «ни за что» и Л.Э. Разгон – отнюдь не старший дворник при детском садике, а майор ОГПУ со всеми вытекающими...».