Людей прибывало, в основном, по открепительным. Меня это насторожило, и я пошел поглядеть, откуда они берутся. У входа стояла милая барышня со списком и командовала какими-то людьми в зеленых рабочих куртках.
После моих настойчивых расспросов, откуда эти люди и почему их сюда привезли, кто оплачивал это (оплата проезда или аренда автобуса из фондов любой партии было бы нарушением) и т.д., она сказала, что у них в компании 40 монтажников хотели проголосовать по открепительным на вашем участке, поулыбалась и исчезла. Впрочем, замечу, что поток открепительных удостоверений иссяк, и стало больше приходить местных жителей. Временами даже были маленькие очереди.
Какие-то подозрительные люди трутся у участка. Опасаюсь вброса. Эх мнительный стал. Слежу пристально. Вот пришла девочка, которая голосует первый раз в жизни. Председатель дарит ей коробку конфет и мы все дружно аплодируем. Лицемерная улыбка тогда показалось искренней.
Наш участковый Сергей прогуливается по фойе школы и еще не знает, что ему здесь с нами предстоит торчать до 8 утра. На участок приходили и стар и млад: все ощущали ответственность за страну и чувствовали приближение перемен.
После обеда пришел Владимир Винокур. К его маме Анне Юльевне, у которой я не раз бывал в гостях, мы отправили выездную комиссию для голосования на дому. К нам заходил несколько раз в течение дня и потом присутствовал при начале подсчета иностранный наблюдатель от Литвы Юстас Палецкис. Эх, Юстас-Юстас, если б ты только знал, как не вовремя ты ушел с участка, думая, что всё идеально.
Впервые голосующих на нашем участке было много. Так потихонечку и прошел весь день. За всё время было задокументировано лишь одно нарушение: УИК не включил по заранее полученному заявлению иногороднего избирателя в дополнительный список избирателей. Это девочка из Питера, которая мне понравилась своей настойчивостью и решительностью проголосовать. Если б она только знала, что тут будет с голосами проголосовавших сознательных граждан.
Ну вот и 19.45. Я снимаю на минутку с себя бремя члена УИК и становлюсь простым избирателем. Голосую за 10 минут до закрытия участка. И вот участок закрывается. Дальнейшая процедура расписана как по нотам. Пересчитываются и гасятся неиспользованные бюллетени. При этом все оглашаемые громко и вслух председателем цифры количества неиспользованных бюллетеней тут же заносятся в увеличенную форму протокола на стене. Погашенные неиспользованные бюллетени упаковываются, описываются и пломбируются. Все в соответствии с 51-ФЗ, тут я четко слежу и после каждого действия громко зачитываю, что мы должны делать дальше. Никто не возражает, все преисполнены важностью момента и слегка волнуются. Затем выверяем все списки избирателей в книгах. Кто и сколько бюллетеней получил. Сколько открепительных сдано и т.д. Все цифры заносим в увеличенную форму протокола. Книги заполняем по всем правилам: на каждой странице внизу суммарная информация по странице с подписью, в конце книги - сводная с подписями председателя и секретаря УИК. Проверяем контрольные соотношения - о чудо, всё сошлось. После этого списки избирателей убираются в сейф и опечатываются. Доступ к ним теперь запрещен до окончания подведения итогов.
Затем вскрываем урны. Сначала переносные. Считаем и отодвигаем. Затем стационарные. Высыпаем на стол бюллетени. Сортируем все вместе. Обзор для всех наблюдателей отличный. После сортировки каждую пачку по очереди пересчитываем путем перекладывания бюллетеня по одному с полным обзором всеми присутствующими. После оглашения громко председателем вносим окончательные цифры по голосованию в увеличенную форму протокола. Это еще далеко не конец, но я в душе ликую. Наконец мы, избиратели, поставили зарвавшихся едросов на место. По нашему участку они даже не вторые, а лишь третьи с результатом 18,9%, пропустили вперед и Яблоко, и КПРФ. Председатель ведет себя спокойно и делает все по закону. Бюллетени по партийным спискам упаковываются в индивидуальные упаковки. Опечатываются и подписываются с указанием партии и количества бюллетеней.
Тут бы и сказочке конец, но это было только начало. На часах 1.20, все формальности соблюдены, теперь по закону председатель должен провести итоговое заседание, рассмотреть поступившие жалобы и утвердить итоговый протокол голосования по нашему участку. Я уже немного расслабился, ибо мне казалось, что основное дело сделано. Председатель действительно бойко командует о составлении протоколов в 2-х экземплярах, как положено. Комиссия их дружно подписывает, я прошу, чтобы мне выдали заверенную копию протокола, председатель говорит: “Конечно, сейчас немедленно сделаем”, и выходит из помещения для голосования с двумя протоколами. Забегая вперед, скажу, что больше я его не видел. Но в этот момент мне кажется, что дело в шляпе, и я расслабляюсь минут 15 на стуле, т.к. почти весь день провёл на ногах. Бюллетени на столе в опечатанных конвертах, увеличенная копия протокола на стене, списки избирателей опе-чатаны в сейфе.
Спустя время поступают тревожные новости. В соседней 9 комиссии после подведения итогов у Едра всего 208 голосов, а это 19%, и председатель, свалив все бюллетени в мешок и не подписывая протоколов, сбежала вместе с замом и секретарем с участка в неизвестном направлении.
Я начинаю нервничать. Составляю копию протокола сам. По закону мне достаточно, чтобы её заверил зампредседателя или секретарь комиссии, с печатью и номером по реестру. Тут выясняется, что председатель спрятал печать. Первая мысль - запер в сейф (потом не подтвердилась). Кроме того, ни заместитель председателя, ни секретарь не хотят подписывать мне копию протокола, который они подписали буквально полчаса назад все вместе и который стащил председатель. Это, безусловно, нарушение ФЗ-51, предписывающий немедленную выдачу копии протокола после подведения и итогов и по первому требованию наблюдателей.
У меня возникают самые плохие подозрения, и я прошу обычных членов УИК подписать протокол, взывая к их гражданской совести (хотя юридически он все равно не действителен без печати). Подписали всего двое. Остальные сказали, что, мол, да, это такой же протокол, согласны, но подпись ставить не будем, пускай председатель ставит. В итоге копию подписали члены избирательной комиссии с правом решающего голоса Скоробогатов Владимир Владимирович и Литов Александр Алексеевич, они не пошли на поводу у остальных членов УИК, выполнив свой долг до конца.
Председателя тем временем нет, и я ему периодически звоню на мобильный. Он поднимает трубку, говорит, что занят и придет скоро, но не знает когда. Я звоню не только ему, звоню в штаб Яблока, замучил там всех, звоню на горячую линию ЦИК (туда невозможно дозвониться) в ТИК Арбат, говорю, мол, председатель пропал - все говорят: у нас его нет, не знаем где он. Время уже 3 часа ночи, наблюдатели постепенно расходятся, меня переполняет злоба. Колбас продолжает по телефону врать, что сейчас принесет копии протоколов, на мои напоминания, что он нарушает все мыслимые нормы 51-ФЗ, вешает трубку. Зампредседателя - назначенец от Единой России Андреев Федор Александрович предлагает взять бюллетени и пойти в ТИК. Я говорю, что пока мы не проведем итоговое заседание комиссии со всеми вытекающими по закону действиями, я не дам выносить отсюда протоколы. Нервы на пределе, я ему хамлю и угрожаю, что если он будет пытаться незаконно это сделать, один из нас отправится в КПЗ, другой в больницу. В висках отдает пульс. За моей спиной стоит наш полицейский, и я чувствую, что он на моей стороне. Когда немного поостыли, полицейский задал сакральный вопрос: “Неужели об этом никто не узнает?”. Я даже не улыбнулся. Трясу перед зампредседателя выдержками из законов “Об основных гарантиях прав избирателей” и “О выборах в Госдуму”, говорящие, что в отсутствие председателя зам выполняет все его функции, и тут понимаю, что никаких гарантий прав ни один закон не дает. В три часа собираются уходить последние наблюдатели, и перед их уходом я заполняю последнюю коллективную жалобу, агитирую всех оставшихся подписать и передаю её зампреду УИК. Её принимают, ставят дату, время, подпись. Последние наблюдатели ломаются и уходят. Я твердо решил идти до конца. Если 697 человек пришло сегодня и проголосовало у нас, я не имею права дать преступникам украсть их голоса. Я не уйду.