Спустя время поступают тревожные новости. В соседней 9 комиссии после подведения итогов у Едра всего 208 голосов, а это 19%, и председатель, свалив все бюллетени в мешок и не подписывая протоколов, сбежала вместе с замом и секретарем с участка в неизвестном направлении.
Я начинаю нервничать. Составляю копию протокола сам. По закону мне достаточно, чтобы её заверил зампредседателя или секретарь комиссии, с печатью и номером по реестру. Тут выясняется, что председатель спрятал печать. Первая мысль - запер в сейф (потом не подтвердилась). Кроме того, ни заместитель председателя, ни секретарь не хотят подписывать мне копию протокола, который они подписали буквально полчаса назад все вместе и который стащил председатель. Это, безусловно, нарушение ФЗ-51, предписывающий немедленную выдачу копии протокола после подведения и итогов и по первому требованию наблюдателей.
У меня возникают самые плохие подозрения, и я прошу обычных членов УИК подписать протокол, взывая к их гражданской совести (хотя юридически он все равно не действителен без печати). Подписали всего двое. Остальные сказали, что, мол, да, это такой же протокол, согласны, но подпись ставить не будем, пускай председатель ставит. В итоге копию подписали члены избирательной комиссии с правом решающего голоса Скоробогатов Владимир Владимирович и Литов Александр Алексеевич, они не пошли на поводу у остальных членов УИК, выполнив свой долг до конца.
Председателя тем временем нет, и я ему периодически звоню на мобильный. Он поднимает трубку, говорит, что занят и придет скоро, но не знает когда. Я звоню не только ему, звоню в штаб Яблока, замучил там всех, звоню на горячую линию ЦИК (туда невозможно дозвониться) в ТИК Арбат, говорю, мол, председатель пропал - все говорят: у нас его нет, не знаем где он. Время уже 3 часа ночи, наблюдатели постепенно расходятся, меня переполняет злоба. Колбас продолжает по телефону врать, что сейчас принесет копии протоколов, на мои напоминания, что он нарушает все мыслимые нормы 51-ФЗ, вешает трубку. Зампредседателя - назначенец от Единой России Андреев Федор Александрович предлагает взять бюллетени и пойти в ТИК. Я говорю, что пока мы не проведем итоговое заседание комиссии со всеми вытекающими по закону действиями, я не дам выносить отсюда протоколы. Нервы на пределе, я ему хамлю и угрожаю, что если он будет пытаться незаконно это сделать, один из нас отправится в КПЗ, другой в больницу. В висках отдает пульс. За моей спиной стоит наш полицейский, и я чувствую, что он на моей стороне. Когда немного поостыли, полицейский задал сакральный вопрос: “Неужели об этом никто не узнает?”. Я даже не улыбнулся. Трясу перед зампредседателя выдержками из законов “Об основных гарантиях прав избирателей” и “О выборах в Госдуму”, говорящие, что в отсутствие председателя зам выполняет все его функции, и тут понимаю, что никаких гарантий прав ни один закон не дает. В три часа собираются уходить последние наблюдатели, и перед их уходом я заполняю последнюю коллективную жалобу, агитирую всех оставшихся подписать и передаю её зампреду УИК. Её принимают, ставят дату, время, подпись. Последние наблюдатели ломаются и уходят. Я твердо решил идти до конца. Если 697 человек пришло сегодня и проголосовало у нас, я не имею права дать преступникам украсть их голоса. Я не уйду.
К 4 утра я обзвонил всё, что отвечало и не отвечало. Прокуратуру всех районов города, ЦИК, Генпрокуратуру, ТИК и несколько раз Колбаса. Везде одно и то же. Никто не отвечает. Яблочные юристы выбились из сил и к 6 утра перестали отвечать тоже. На часах уже 7 утра, а вопрос так и не решается. Но правда на моей стороне, я не отчаиваюсь, я просто их ненавижу, как ненавижу открытое лицемерие и несправедливость. Точка кипения уже близка, я уже не могу разговаривать спокойно, меня всего переворачивает от того, что я вижу и слышу вокруг. Но я еще надеюсь на благополучное разрешение ситуации. Боюсь, что если отойду в туалет, эти твари сбегут с бюллетенями со стола. Тут приезжает какой-то водитель с ключами от сейфа и спокойно идет к нему, думая забрать всё, что там лежит, я бросаюсь ему наперерез, выгоняю его из помещения и запрещаю прикасаться к сейфу. Он передает ключи Андрееву, мы открываем сейф и видим, что печати там нет. Опечатанную часть со списками не трогаем. Время тянется ужасно медленно. Я жду 8 утра, чтобы опять звонить в прокуратуру, хотя надежды мало.