Председательствующий. От фракции “СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ” выступает Светлана Петровна Горячева.
Включите микрофон.
Горячева С.П. Большое спасибо.
Уважаемые депутаты, фракция “СПРАВЕДЛИВАЯ РОССИЯ” приняла решение голосовать свободно. По нравственным соображениям я проголосую за, потому что не могу предать тех, кто в 93-м году по зову сердца защищал Белый дом, тех народных депутатов, которых сначала одиннадцать суток держали без света, без воды, без куска хлеба за колючей проволокой, а затем семь часов расстреливали. Напомню также и о том, что всем, кто трусливо ушёл из Верховного Совета, давали двухмиллионные пособия и высокие должности, это тоже правда.
И ещё скажу: всё в проекте обращения написано вроде правильно, но почему же не можешь избавиться от ощущения, что это больше формальная дань двадцатилетней дате расстрела? Ведь во втором созыве у фракции Компартии Российской Федерации фактически было большинство в Государственной Думе и можно было принять и это, и другое, и много таких решений, но, к сожалению, тогда почему-то политической воли не хватило. (Шум в зале.)
Вот я задавала вам, Александр Дмитриевич, вопрос: сколько же в этом зале находится депутатов, которых расстреливали в Белом доме? Вы крутились как уж на сковородке, но на этот вопрос мне так и не ответили, а я вам скажу: три народных депутата России, это два члена вашей фракции — Алексей Пономарёв и Сергей Решульский — и Светлана Горячева, то есть я собственной персоной. И конечно, мы в 93-м году находились в Белом доме в труднейшем положении, вот представьте себе: подписывается указ N 1400, после этого появляется решение Конституционного Суда о неконституционности этого указа — и что мы должны были делать?! Мы должны были бросить наши мандаты, забыв о том, что их доверял нам народ, и, задрав штаны, побежать по своим субъектам Федерации?!
Я помню, когда мы вышли из Белого дома — а там я находилась до самого момента расстрела и в момент расстрела, там, кстати, я приняла и православное крещение, — мы, прячась от пуль, забежали в какой-то дом, и хозяин квартиры (кстати, в 91-м году в ней был штаб по защите Бориса Ельцина) нам сказал: “Я видел, как вас обнесли колючей проволокой, я знаю, что вас унижали тем, что держали без воды, без света и без тепла, — я переоценил многое и убеждён, что если бы вы трусливо ушли, тогда и с нами могли бы сделать то же самое!” Так что это был наш нравственный долг тогда — стоять до конца! Это я говорю для того, чтобы были понятны мотивы наших поступков.
Но почему же под этим обращением нет фамилий народных депутатов, которых тогда расстреливали? А потому, что, например, ко мне никто даже не обратился. Может быть, я и смогла бы подписать, если бы там были чуть другие формулировки. Ясно, что возобладал формальный подход, желание, простите, может быть, даже поплясать на костях, — это мне совсем не нравится!
По сути же, много раз в этом зале поднимались вопросы, которые сегодня звучат в обращении, и понятно всем — и левым, и правым, и центристам, — что сегодня просто нет политической воли, чтобы осуществить политическую реабилитацию расстрелянного Верховного Совета. Но я хочу сказать и о другом: а нужна ли она, например, мне, как депутату, которого расстреливали? Думаю, что главное совсем в другом — в том, что мы реабилитированы уже давно своим собственным народом. За двадцать лет депутатской деятельности я не услышала ни от одного простого человека, ни от одного избирателя ни слова упрёка в том, что я осталась в Белом доме, где нас расстреливали, чаще говорят другое: “Спасибо вам, мы понимаем, почему вы там находились”, — вот это главное! Ну а нападки нашей высокомерной “либерастии” мы как-нибудь уж переживём: как говорится, собака лает — караван идёт.
Теперь о главном: почему всем думающим людям после этих событий уже давно ясно, что происходило? Не знаю, нужны ли ещё какие-то расследования, ведь чудовищная ложь в те годы в СМИ о том, что депутаты мешают реформаторам осчастливить Россию, после расстрела Верховного Совета быстро рассеялась, и беспрецедентное разграбление страны, с одной стороны, и беспросветность жизни, нищенство и бесправие большинства населения, с другой стороны, стали лучшими нашими агитаторами. И разочарование граждан либеральной политикой вовсе не испарилось, люди знают, где правда, а где нет. И может быть, наш главный долг сегодня как политиков, которые любят свою страну, — более решительно пресекать сегодняшние ошибки власти, и прежде всего явно малокомпетентного правительства, а их пруд пруди, этих ошибок, и нужно на этом концентрировать наши усилия, забыв, возможно, о политических пристрастиях. Говорю это потому, что была свидетелем разрушения нашей великой страны — Советского Союза, и дай бог, чтобы нам не прийти к разрушению теперь уже России, ибо этого уже никто не простит!
И последнее. Есть известная мудрость: суд людей призрачен, а суд истории вечен. В истории мы уже реабилитированы своим собственным народом, для меня, например, это самое главное, а реабилитация официальной власти — это только дело времени, и если я её сегодня не дождусь, как депутат, которого расстреливали, то мои потомки всё равно узнают правду, и я знаю, что им за меня краснеть не придётся. Это самое главное!
Спасибо за внимание.
Председательствует Председатель Государственной Думы С.Е. Нарышкин
Председательствующий. Спасибо.
Гарри Владимирович, вы будете выступать? Нет. Александр Юрьевич? Нет.
Александр Дмитриевич, пожалуйста, вам слово.
Микрофон включите Александру Дмитриевичу Куликову.
Куликов А.Д. Спасибо, Сергей Евгеньевич.
Спасибо, коллеги, за обсуждение и заданные вопросы, я попытаюсь на некоторые из них ответить сейчас.
Представитель фракции “ЕДИНАЯ РОССИЯ” коллега Поневежский расставил ряд акцентов в своём выступлении. Первое, по постановлению об амнистии. Толкование и трактовка вот этого пункта относится как раз к той ситуации, когда “казнить нельзя помиловать”. Коллеги-депутаты, о чём говорится в том постановлении? Я зачитаю пункт: “Прекратить все уголовные дела, находящиеся в производстве следователей, и дела, не рассмотренные судами, в отношении лиц, привлекаемых к уголовной ответственности...” И далее — внимание: “...за участие в событиях 21 сентября — 4 октября 1993 года в городе Москве, связанных с изданием Указа Президента Российской Федерации... и противодействие его реализации, независимо от квалификации действий по статьям Уголовного кодекса РСФСР”. Здесь однозначно говорится, что амнистия распространялась только на ту категорию лиц, которая противодействовала указу. А вот та сторона, которая выполняла этот указ, которая выполняла приказы в рамках этого указа по произволу, по расстрелу, по убийству, не охватывалась этим постановлением, не входила в круг подпадавших под действие нормы, это в принципе не рассматривалось в Государственной Думе, более того, та сторона была полностью выведена из сферы правовой оценки следственными органами, следователями Генеральной прокуратуры в рамках возбуждённых уголовных дел, и мы в своём сегодняшнем постановлении как раз и говорим о необходимости дать ей правовую оценку.
Второе. Выступая, коллеги вели речь о том, что 23 февраля 1994 года при обсуждении проекта об амнистии принимался одновременно и ряд других нормативных документов, связанных с амнистией в связи с принятием Конституции Российской Федерации, но вы забываете сказать палате о том, что все эти документы принимались пакетом. Почему? Потому что был ещё один вопрос, который Государственная Дума тогда, в тот день, сняла с рассмотрения, а именно вопрос о создании комиссии по изучению событий сентября — октября 93-го года. Его выкинули тогда, и поэтому был принят пакет иного рода, нежели тот, который готовили в том числе и коммунисты, а мы тогда уже ставили вопрос о расследовании этих событий, и поэтому упрекать нас сегодня в том, что мы пошли вынужденно на подписание иного пакета, нельзя. Повторяю: мы тогда свою миссию выполнили. И должны быть благодарны депутатам за это, так же как мы благодарны и Думе второго созыва, которая, несмотря на то что пакет принимала Дума первого созыва, всё же создала эту комиссию. И смотрите, какие вопросы она ставила: о проверке... (Микрофон отключён.)