При виде беснующихся толп молодёжи, исступлённо топающих, хлопающих, орущих, визжащих с дикими, бессмысленными глазами перед своими победно извивающимися эстрадными кумирами, охватывает очень сложный сплав брезгливости, жалости, тревоги и тоскливой безнадёги, ибо во всём этом сумасшествии обычно нет признаков разума, а уж тем более – вкуса, осмысленно-глубокого чувства. Всё – на уровне безусловных рефлексов, на основе которых производится дрессировка. Как говорится – приехали…
Но ведь мы часто видим огромные залы, переполненные с виду культурными, респектабельными людьми, и они жарко аплодируют подобной же вульгарщине, которую песней можно назвать только в пьяном либо горячечном бреду, и гогочут над низкопробной уличной пошлостью и даже вплетаемой в «тексты» нецензурщиной (это ныне особый смак у креативной интеллигенции – её так называемый брэнд). Именно такие массы с виду нормальных людей, подсознательно ощущая друг в друге поддержку и некое взаимное извинение, в одночасье снижают планку морально-нравственных критериев оценки очевидных арт-мерзостей, разрекламированных вполне определёнными силами и с вполне определёнными целями – уничтожить душу русского народа, а потом и сам народ. К сожалению, понимания этого губительного процесса в обывательской среде пока нет.
Вот картинка с натуры. Лет 5-6 назад мы с другом-сослуживцем А.И. Сорокиным получили пригласительные билеты на торжественный вечер, посвящённый Дню советской милиции (новое название у него сейчас, естественно, другое). Огромный зал бывшего Дворца имени Сталина (построенного, кстати, в 1943-м (!) году) был наполнен, в большинстве, убелёнными сединой офицерами МВД – и действующими, и ветеранами. Несомненно, эти уважаемые, заслуженные люди, много повидавшие и испытавшие на своём веку, а также их жёны, знали и любили русские и советские песни, с которыми они выросли и прожили жизнь. Но здесь началось нечто невообразимое. Когда краткая официальная часть сменилась концертом, на сцену вышел вертлявый, раскованно-наглый пошляк и начал выдавать архисовременные шлягеры и прочие выхлопы и порции масс-культуры, жестами периодически приглашая поддерживать его далеко не соловьиные трели. А по обе стороны от него в бикини заученно-синхронно принимали позы мартовских кошек две подержанные, не первой свежести молодые тётки, поворачивая и выворачивая свои телеса и демонстрируя у себя спереди треугольник, а сзади – вертикальный шнурок. И всему этому непотребству зал многократно и бурно аплодировал… Офицерский корпус, однако!
Как правило, те наборы слов, на которые нанизывается какая-никакая мелодия, ни в коей мере стихами не являются и вне исполнительского крика, стенаний, нытья они никого и ничем заинтересовать не могут – всё это псевдомузыкальный спам, шлам, хлам, который может служить только средством для введения беснующихся молодёжных толп в состояние транса. А вот кому такие вальпургиевы ночи нужны – это отдельный вопрос.
Объективно сложилось так, что все явления культуры, как и бескультурья, халтуры, пошлости, антикультурной агрессии мы получаем в первую очередь с телеэкрана. А кто не знает, кому принадлежит сегодня практически весь мировой эфир? Его безраздельные хозяева сделали всё возможное, чтобы превратить телевизионные каналы – в сточные канавы, а мы, называющие себя русским народом, смирились с этим кощунством, стали принимать навязанное нам крайне ненормальное положение как некую естественную данность. Поэтому у русского человека не только отнята русская песня, но он практически лишён и возможности её создавать. Торгашеский индивидуализм, частнособственнические обособленность и замкнутость, лишённые доброжелательной открытости и взаимного уважения, мало способствуют созданию высокодуховных гражданственных произведений, а погоня за прибылью не располагает к высокохудожественной лирике, к радостному восприятию жизни и завтрашнего дня.
Общество уже четверть столетия беспомощно барахтается в затхлой болотной тине искусственно созданных низменных, приземлённых бытовых запросов и животных физиологических (в основном, сексуально-гастрономических) потребностей. При этом широко популяризируется паразитический образ жизни с его сибаритством и гедонизмом. Отнятую песню – душу русского народа – гитлеро-геббельсовские последыши заместили антимузыкальными помоями. Помните рекомендации бесноватого, но весьма неглупого фюрера: побольше музыки славянам – примитивных ритмов и т. п. (помимо прочих гнусностей и гадостей)? Они по рекомендациям и прямым указаниям западных (в том числе заокеанских) кукловодов колоссальными, научно разработанными средствами и методами манипуляции сознанием убедили усмирённое большинство нашего населения, что родниково-чистые, лучезарные, солнечные, живительные источники русской и советской песни пора забыть, времена-де изменились, и наш – русских людей! – удел отныне и навсегда – то самое беспросветное болото западной и обезьяннически подражательной звуковой муры – с липкой зловонной грязью, тиной и ряской.
На этом фоне вспоминается момент торжества прекрасной русской песни Л. Ошанина – М. Фрадкина «Течёт Волга». В июне прошлого года в Нижнем Новгороде, после проведённого русско-славянского праздника – III Родового Веча Руси, мы, трое участников, знакомясь с Кремлём, вышли на площадь к памятнику В. Чкалову, где с высоты открывается великолепный вид на Стрелку, воспетую Е. Долматовским и Б. Мокроусовым, на неоглядные заволжские дали. Яркое летнее солнце, небесная синева, чудесная панорама надолго остановили нас у парапета, и у Галины Богдановой-Евдосюк (Беларусь) – свободного композитора и исполнительницы многих песен, просто из души вырвалась и привольно, вдохновенно – с нотками ликования – полилась памятная, родная мелодия:
Издалека долго
Течёт река Волга,
Течёт река Волга –
Конца и края нет.
Среди снегов белых,
Среди хлебов спелых
Течёт моя Волга,
А мне семнадцать лет.
Сказала мать – бывает всё, сынок,
Быть может, ты устанешь от дорог,
Когда домой придёшь в конце пути,
Свои ладони в Волгу опусти.
По мере исполнения гулявшие вокруг люди – в основном, похоже, гости города, услышав любимую песню, стали оглядываться и останавливаться. Светлели глаза, улыбались лица – они услышали родное, близкое, сакральное… Встретились с тем, что давно стало малодоступным и нагло изгоняется из их жизни современными бесами. И люди проводили нас добрыми взглядами и благодарными улыбками.
Но пока бесы действуют, надеяться, что в россиянских верхах изменится отношение к духовному миру русского народа, может только очень наивный человек, а если называть вещи своими именами – непроходимый и неадекватный тупица. Зондаж глубинных народных чаяний, периодически проводимый властями (например, ристалища Кургинян – Сванидзе с Млечиным, конкурс «Имя России», некоторые «поединки» у Соловьёва), свидетельствует, что российские власти и их заморские хозяева ищут новые способы держать народное сознание в состоянии анабиоза, вытравливая остатки исторической памяти народа. Ибо чубайсам, абрамовичам, вексельбергам, гельманам, гозманам и их шабесгойскому окружению, включая всякие «тандемы», кланы, ОПГ, – развитие, расширение наших (!) духовных горизонтов крайне опасно.
Ещё в самый разгар разнузданной ельцинской вакханалии в одной из своих статей – «Споёмте, друзья!» – Галина Седых написала: «Они (песни) в военное лихолетье были нужны людям, как никогда. Почему? Наверное, потому, что русская песня отражает характер человека, с её глубоким дыханием и задушевностью, лиризмом и величием, раздольем и добротой, мягкостью и напевностью. Песня, лишённая национальной окраски, оторванная от народной мелодии, от родных корней, от фольклора, теряет свой колорит, становится «ничейной», в итоге – ненужной. Её забывают. Пока жива память нации, её культура, её духовность, жива будет и историческая память потомков. … Песня – это свободолюбивая душа народа, её неотъемлемая часть, ведь недаром же «нам песня строить и жить помогает…». Может, оттого-то нет сегодня, в эпоху разрушения, хороших песен, не поётся народу нынче… Но мы ещё обязательно споём, товарищи!»