Но далеко не все офицеры забыли о чести и долге в эти дни. Наиболее боеспособной силой был сводный офицерский батальон, состоявший из добровольно прибывших к Белому дому со всех концов страны военнослужащих (выдача им стрелкового оружия по решению Верховного Совета фиксировалась в удостоверениях личности офицеров). Среди них были и офицеры Плесецкого космодрома.
Но когда я сам, наконец, оказался в Москве под предлогом командировки - попасть к зданию Верховного Совета было уже невозможно. Белый дом был тесно блокирован внутренними войсками и милицией, по периметру здания, как в концлагере, ельциноиды провели запрещенную международным законом спираль «Бруно», и канализация и отопление были отключены. Но народные избранники и взявший их под защиту народ не сдавались.
2 октября, увидев по телевизору урезанный репортаж о том, как работяги арматурой гонят осточертевший ОМОН со Смоленской площади, я сразу поехал туда. Перед зданием МИДа уже была выстроенная серьезная баррикада, с двух сторон перекрывшая уличное движение, горел разбитый грузовик, а над ним развевалось красное знамя. ОМОН при поддержке пожарных несколько раз безуспешно пытался взять штурмом этот островок свободы, на котором собрались не только москвичи, но и многие приезжие люди. Только под вечер появилась делегация из Моссовета и принялась уговаривать нас разойтись по домам, а завтра, мол, «можно будет снова собраться».
Незадолго до закрытия метро народ внял мольбам «делегатов» и разошелся, с тем чтобы собраться на следующий день либо здесь, либо, в случае обмана, на Октябрьской площади. Конечно, нас обманули, 3 октября Смоленская площадь была уже очищена от баррикад, движение на трассе было восстановлено, а ОМОН контролировал выходы из метро.
Народ разворачивался и, помня о запасном варианте, ехал на Октябрьскую площадь. В метро можно было наблюдать, как поток людей, подчиняясь логике гигантского «флэш моба», движется в одном направлении к станции «Октябрьская».
На выходе из метро мы опять увидели прозрачные щиты ОМОНа, но отступать уже было некуда. Народ поднялся вверх по улице, легко перекрыл движение машин и вернулся на Октябрьскую площадь. Омоновцы даже не пытались препятствовать многолюдному шествию. Людей было так много, что, помитинговав на площади, решились пойти на прорыв блокады Белого дома.
Первая линия обороны ельциноидов была прорвана на Крымском мосту - в Москва-реку полетели щиты и шлемы растерявшихся омоновцев.
Действия развивались так быстро, что прибывавшие на подмогу милиционеры не успевали выбраться из автобусов и оказывались блокированными нескончаемым потоком людей. Я, замыкая шествие, видел, как милиционеры по одному бежали потом в ближайшие подворотни, побросав свою амуницию.
На подступах к Дому Советов зазвучали первые выстрелы - ОМОН стрелял не в воздух - я видел несколько раненых и даже убитых. Но остановить побеждающий народ было уже невозможно. Тем более, что огонь был открыт со стороны защитников парламента. Блокада прорвана! На площади перед Белым домом возникает стихийный митинг. На трибуну поднимаются Руцкой (ставший в полном соответствии с Конституцией и заключением Конституционного суда ВРИО Президента страны), Хасбулатов и Илюмжинов - все трое одеты в длинные кожаные плащи. Руцкой призывает разорвать информационную блокаду и идти штурмом на Останкино. В это время из Мэрии раздалась провокационная пулеметная очередь. Некоторые из толпы испуганно разбежались. Поступила команда женщинам и пожилым людям укрыться в здании, а мужчинам - построиться для штурма Мэрии. Руководил штурмом генерал Макашов - бесстрашный, харизматичный «вояка». После взятия Мэрии он заявил, что у нас больше не будет «ни мэров, ни пэров, ни херов». Был арестован заместитель Лужкова Музыкантский.
После этого начался легендарный поход на Останкино. Полумиллионная масса двинулась по улицам Москвы. Остановившись напротив американского посольства, восставшие проскандировали: «Yanky, go home!», сорвали рекламу американских сигарет и двинулись дальше. Перепуганные морские пехотинцы выскочили на балкон посольства. Но русские не собирались штурмовать посольство.
Основными лозунгами шествия были: «Русские идут», «Порядок и закон», «Банду Ельцина под суд», «Советский Союз». Было полное ощущение победы.
Разговоры были только о том, успеет ли ЕБН улететь на вертолете из Кремля или нет.
Один из участников шествия поделился со мной: «Жена называет меня индейцем, потому что я красно-коричневый».
Шествие возглавлял генерал Тарасов. Левый и правый фланги держали я и такой же командированный в Москву майор. Когда мы пешком дошли до Останкино, раздался выстрел из гранатомета. Мы оказались в засаде: из двух зданий Останкино велся прицельный огонь по безоружным людям. Я залег и только слышал, как свистят пули над головой. Штурм был героическим - люди с «коктейлями Молотова» сумели поджечь первый этаж основного здания Останкино. Я видел только двух людей, вооруженных пистолетами Макарова, остальные метались под трассирующими пулями абсолютно безоружные.
Никто не знал, что между первым и вторым зданиями Останкино есть подземный ход. Лежа на земле, я бросил взгляд через левое плечо на второе здание и увидел, что в одном из окон пробивается свет из коридора. Там была фигура убийцы, который спокойно выбирал себе жертву, полагая, что никто его не увидит.
Восстание было жестоко подавлено. Сотни трупов не хотела забирать даже «Скорая помощь». Мы проиграли. На следующий день танки придворных дивизий расстреляли остатки защитников Конституции. Озверевший ОМОН после введения комендантского часа стрелял по гражданским машинам.
Какие же выводы можно сделать, исходя из сегодняшнего дня и глядя в героическое прошлое 1993 года?
Прежде всего, надо понимать, что то народное восстание никак не сопоставимо с современными «оранжевыми революциями», экспортируемыми в бывший Советский Союз из Америки. Это была защита государства от одиозных политиканов, стремившихся к его приватизации. Люди, с которыми мне посчастливилось стоять в те дни плечом к плечу, шли под огонь за правду.
Сегодня выступать под флагом парламентской республики - значит помогать внешнему врагу, желающему максимально ослабить остатки русской государственности. Надо понимать, что государство и политики - это не всегда одно и то же. В конце концов каждый истинно любящий Россию почувствует тот момент, когда надо встать на ее защиту. Как это было в октябре 1993 года.
К. МАРКОВ, Москва, «Дуэль», №42, 2005 г.