Ну, а первую медицинскую помощь на поле боя обычно оказывали санитарки. Они же, если ранение оказывалось серьезным, доставляли раненых в медсанбат. В тот день, 7 июля 1944 года, в медсанбат у деревни Друйка 12 раненых доставила с поля боя санитарка санвзвода старший сержант Вера Бородач, 12 раненых - Екатерина Матвеева, 8 - санитар-носильщик медроты Андрей Беляев, 7 - Елена Никитина.
В особых случаях тяжелораненых бойцов передавали из медсанбата в полевые госпитали. «Возможно, раненые Бондаренко, Чулков и Эфрон вместе пробирались в госпиталь?» - гадает автор публикации на полосе «толстушки». Откровенно говоря, наивно это звучит - пробирались... Ведь с легким-то ранением мог да и обязан был справиться хирург 183-го медсанбата Шуклецов. А если те трое были тяжело ранены - один без руки, другой без ноги, а у третьего, не дай Бог, кишки висели, развороченные осколками мины или снаряда, - так что же, их отправили «пробираться» в полевой госпиталь за 30 километров на «своих двоих»?..
Теперь в деревне Друйка, узнаём из «толстушки», рассказывают, как Бондаренко, Чулков и Эфрон были убиты во время отдыха, при этом уточняют: мол, стрелял по ним «одиночный снайпер». То есть сидели бойцы, покуривали, отдыхали, и вдруг - хлоп! - один упал замертво. Двое задумались, рассуждают: кто бы это выстрелил, откуда?.. Тут - хлоп! - еще одного не стало. Третий пуще прежнего дивится: ну как это - еще и от деревни-то не отошли, а уже идти в госпиталь некому. Короче, и третьего не стало. Всех уложил снайпер-одиночка.
Все бы ничего, одиночка - так одиночка. Но зачем это 60 лет было скрывать деревне Друйка и от сотрудников военкомата, и от своих, сельсоветовских? Да, собственно, сами-то сельсоветчики, они что - не теми же дорогами ходят, что и их земляки? Знали ведь, что могила с военной поры чья-то сохранилась. Так ведь написали в ответ на запрос: «Установлено, что на территории нашего сельсовета имеется могила неизвестного солдата, захороненного летом 1944 года». Не братская могила, а одного солдата, чье имя «путем опроса местных старожилов» установить не удалось. Вернемся в то время - середину 70-х годов.
...Итак, с помощью архивных документов и свидетельств однополчан Георгия мне удалось восстановить боевую обстановку и обстоятельства боя 7 июля, когда он был ранен и убыл в медсанбат. Письмо из Друйкского сельского Совета давало повод для предположений, оставляло надежду: может, в той могиле и захоронен рядовой Эфрон?.. Свою первую публикацию о сыне Цветаевой, его короткой, но праведной солдатской судьбе я и закончил словами: «Деревня Друйка... Это ведь там в последнюю атаку поднялся Георгий! Умер солдат от ран, поставили ему санитары временный фанерный треугольник-пирамидку со звездой - и ушел полк на запад. Имя дожди размыли, ветер выветрил. А могилу люди сохранили. Может статься, что и не Георгий в ней - так другой солдат...»
Но вот случай приоткрыл последнюю страницу судьбы сына Цветаевой. Так вышло, что поиск одного пропавшего в огненных метелях войны привёл к тому, что удалось найти другого, о чем я тоже рассказывал. Это был однополчанин Георгия, командир взвода лейтенант Яков Хозяинов. Он погиб 13 июля 1944 года. Его сын Николай Яковлевич приехал всей семьей в белорусский город Брасла издалека - из северного села Усть-Цильма, и вот в военкомате, как потом он писал,«были найдены списки захороненных».
Нашли! Нашли точно указанное место захоронения лейтенанта Хозяинова, подполковников Мороза, Нудельмана. Вообще же на территории Браславского района было девять братских кладбищ. К сожалению, даже известные фамилии упокоенных там не были вписаны на мемориальных плитах захоронений. С помощью Браславского райвоенкомата, которым руководил тогда майор Забелло, многое удалось исправить - навести достойный памяти героев войны порядок. Так что не случайно из Браславского райвоенкомата я и получил однажды письмо с подтверждением места захоронения рядового Эфрона. В том письме были и снимки установленного на могиле солдата памятника. Один из снимков я отдал Анастасии Ивановне Цветаевой: на фоне голых ветвей под снегом не 20-летней(!) давности, а только что установленный прочный обелиск с четкой надписью о павшем в бою за Отечество...
Однако акция «толстушки» - она все-таки удалась? Еще бы! Только вот с памятником Георгию Эфрону сплоховали: не Абрамыч его поставил, а советская власть! Одну подобную «акцию» однажды уже прокрутила американка В. Швейцер. В открытом письме Анастасии Ивановне Цветаевой эта окололитературная дама заявила, что советской власти потребовалась «правильная биография» Марины Цветаевой, а заодно, чтоб и сын её был «отличником боевой и политической подготовки». «В Вашей книге, - писала Швейцер о воспоминаниях Анастасии Цветаевой, - не только не вся правда о Марине Цветаевой, но и не всё - правда», «утвержденная Вами ложь может со временем показаться или быть выданной за правду». Ну, а ваш покорный слуга, в то время спецкор военной газеты «Красная звезда», по заключению американки, просто выполнял «социальный заказ» (надо полагать, идеологической конторы Александра Николаевича Яковлева).
Акция американки не удалась: книга Анастасии Цветаевой выдержала уже пять изданий! А «толстушкина» акция? Эта - без особого размаха, но получилась: «обратную сторону ордена «Победа» приоткрыть все-таки удалось. Разве не интересно узнать обывателю, как в Советской Армии израненных бойцов гоняли в «санчасть» аж за 30 километров от поля боя! Заметим тут, что «санчасти» практиковались некогда на лесозаготовках да при районных сельпо. На фронте были медсанбаты! Располагались они неподалеку от поля боя. Так, 183-й санбат был километрах в трех от деревни Друйка, за высотку у которой и шел бой 7 июля. С 27 июня по 7 июля сорок четвертого в 183-м медсанбате умерло от ран 26 человек. По архивным данным, некоторых бойцов захоронили в могилах южнее Комачино Сиротинского района - в двух километрах от этой деревни, потом еще - южнее деревни Шпурки. Троих - в деревне Кожепики. Захоронения проводили не на общественных началах - для этого при медсанбатах были специальные команды. В полку, с которым шел на запад солдат Эфрон, за похороны отвечал лейтенант И.В. Крамаренко (он же был начальником трофейной команды).
Ну, а так - вообще, акция «толстушке» удалась. Только вот Георгий Эфрон воевал не на Западном фронте, а на 1-м Прибалтийском. Западного фронта в сорок четвертом и в помине не было.
А так-то ничего, акция деловая. Вот только «багрямяновского прорыва» ни в одном справочнике и ни в одном уважающем себя историческом источнике не найти! Очевидно, автор публикации имела в виду командующего 1-м Прибалтийским фронтом. Но его фамилия Баграмян, а не Багрямян.
Словом, все по-деловому. Все-таки акция. Только 12 июля противника, тоже как бы по-деловому отстреливающего одного за другим сначала Чулкова, потом Бондаренко, Эфрона (или наоборот), при самой буйной фантазии, быть не могло! И вот почему. 7 июля 1944 года части 154-й стрелковой дивизии, перейдя в наступление на обороняющегося противника, преодолели огневое сопротивление и к 12.30 вышли на рубеж, при этом 437-й стрелковый полк - к реке Друйка на рубеж Кочерги - Друйск. На следующий день, это 8 июля, полк уже форсировал водную преграду. Немцы от нас рвали - аж пятки сверкали! В середине июля в Минске состоялся партизанский парад, а в Москве сквозь строй гневных жителей столицы конвоиры провели 57 тыс. 600 пленных гитлеровцев.
Нынче союзнички тоже акции проводят - вешают лапшу на уши, мол, Белорусская наступательная операция русским удалась лишь потому, что из Штатов - наконец-то! - их десант в Европу прибыл. Да напротив, войска того же 1-го Прибалтийского фронта неудержимо шли уже на Даугавпилс, Паневежис, Каунас. Немцев такое продвижение наших войск крепко озадачивало - оно угрожало тылам и правому крылу группы армий «Север». Так что противник вынужден был перебросить в район Даугавпилса пять своих совершенно новых, совсем еще непотрепанных в боях с русскими дивизий.
Заокеанских союзничков понять нетрудно. Как-то при встрече с американскими асами бывший пилотяга бригадный генерал Фрэнк Гейлер в разговоре со мной заметил: мол, войну в Европе выиграл их «мустанг» - истребитель, на котором он воевал. Ах, окаянная сила!.. Да за каких-то десять-одиннадцать дней войска 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов освободили от оккупантов свыше четверти территории Литвы. 13 июля уже был освобожден и Вильнюс. Вот только в деревне Друйка, оказывается, сидел в кустах на берегу речки одинокий снайпер и вел борьбу с большевицкими комиссарами...