В те годы и позже я вызывал на публичную дискуссию докторов исторических наук и просто «историков», клеветавших на Сталина и нашу Советскую Родину. Никто не принял моих приглашений на «дуэль». Вас, Рой Александрович, я не вызывал на «дуэль». Вы согласились принять в ней участие по предложению занимавшегося исследованием «преступлений Сталина» общества «Мемориал» и украинских националистических организаций.
Теперь расскажу Вам, как 3 июня 1989 г. во Дворце культуры Киевского политехнического института в Ваше отсутствие проходила дискуссия. Как выяснилось, мои оппоненты к ней готовились. Например, свои утверждения о «сталинских репрессиях» они обосновали и Вашими высказываниями в печати по этому вопросу. Главное же их доказательство - книга Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Эта книга, как Вы знаете, была бомбой, сделавшей свое черное дело в годы «перестройки». Взорвав страну антисталинской истерией, она отравила ядом клеветы сознание и души наших граждан, проложила дорогу дискредитации социализма и разрушению Союза ССР. «Зеленую улицу» этой книге (ее издание ранее дважды запрещалось) дал тоже клеветавший в те годы на Сталина первый секретарь Союза писателей СССР В. Карпов.
Трудно мне пришлось в этой дискуссии. Воспитанные антисталинской истерией оппоненты оставались глухими к моим документально обоснованным доводам. Их возражения: «А Анатолий Рыбаков и Рой Медведев иного мнения». Был в дискуссии критический момент, переломивший ее ход и обеспечивший исход в мою пользу. Считаю необходимым об этом рассказать в связи с набирающей обороты кампанией «Украинский язык - превыше всего» (почти в каждом номере газеты «2000» публикуют материалы по этому вопросу).
Большинство моих оппонентов вели «дискуссию» на украинском языке, я - на русском. Когда процитировал показания признавшего в суде свою вину Бухарина (Вы, надеюсь, помните, какими убедительными и искренними были эти показания), одна дивчина, обращаясь ко мне, заявила: «Хлопці і дівчата, доки ми будемо це терпіти? Приїхав москаль до столиці нашої неньки України і не бажає розмовляти з нами на державній мові». Представляете, Рой Александрович, как бы я выглядел, если бы после этого продолжал вести дискуссию на русском! Спасло меня знание украинского языка. Я относился серьезно к его изучению еще в школе в довоенные годы. Тогда количество уроков, отведенных для украинского языка и литературы, было таким же, как и для русского языка и литературы. Я и сейчас помню отрывки некоторых стихотворений и прозы на украинском языке и при случае к ним обращаюсь в разговоре с «щирими українцями».
Когда Хрущёв дал указание во всех государственных учреждениях Украины составлять официальные документы на украинском, в прокуратуре Кировоградской области (центральная часть Украины), где я тогда работал, не нашлось никого, кто мог бы перевести на русский поступавшие из прокуратуры УССР на украинском языке поручения, а потом перевести с русского на украинский доклад о выполнении этих поручений. Так я стал «штатным» переводчиком.
Продолжу свой рассказ о ситуации, возникшей после упрека той дивчины в адрес «москаля». Мой ответ: «Ну що ж, дівчина, буду і я розмовляти на українській мові» - и сразу же на украинском языке огласил упомянутые выше показания Бухарина.
Как сейчас помню реакцию моих оппонентов - сначала вызванная моей неожиданной акцией тишина, а потом - взрыв аплодисментов. Закончилась наша дискуссия благодарностью ее участников и просьбой «приїздить до нас іще».
Думаю, Рой Александрович, правильно Вы поступили, не приехав в Киев на эту дискуссию со мной. Конечно, если бы Вы приехали, та дивчина, как Ваша союзница, не использовала бы против Вас (естественно, и против меня) оружие «приїхав москаль до столиці нашої неньки України і не бажає розмовляти з нами на державній мові».
Возможно, для обострения ситуации я начал бы дискуссию с Вами на украинском. Тогда, чтобы повысить Ваши шансы на победу, пригласившие Вас ее организаторы (Ваши союзники) потребовали бы (и это правильно), чтобы я общался с Вами на русском.
Теперь самое время, Рой Александрович, назвать некоторые Ваши клеветнические высказывания о Сталине, по поводу которых я, бывший следователь и прокурор, с пристрастием, но с соблюдением правил хорошего тона допрашивал бы Вас 3 июня 1989 г. во время нашей дискуссии.
Большинство этих высказываний было опубликовано незадолго до планировавшейся дискуссии. Так что наш разговор происходил бы «по горячим следам».
Вы утверждали, что из числа арестованных в 1937-1938 гг. почти миллион человек были приговорены к расстрелу, а общее число жертв сталинизма по Вашим подсчетам, достигло примерно 40 млн. человек («Аргументы и факты», 1989 г., № 5).
Неуютно почувствовали бы Вы себя во Дворце культуры КПИ перед сотнями надеявшихся на Вас единомышленников, когда я попросил бы Вас рассказать о методах подсчетов и предъявил бы опубликованный в печати известный и Вам документ, опровергающий вымысел насчёт «почти миллиона» приговоренных к расстрелу в 1937-1938 гг.
А в документе там значится, что в 1930-1953 гг. по обвинению в контрреволюционных государственных преступлениях вынесены приговоры судов и постановления несудебных органов к расстрелу в отношении 786 098 человек (за 23, а не за 2 года).
В своей ненависти к Сталину Вы превзошли даже Никиту Сергеевича Хрущева, инициировавшего кампанию по дискредитации Сталина докладом на ХХ съезде КПСС в феврале 1956 г.
В статье «33 года спустя», посвященной этому докладу, Вы писали: «Трудно сегодня согласиться и с тем утверждением Н.С. Хрущёва, что, совершая самые чудовищные преступления, Сталин якобы думал не столько о своей личной власти, сколько с позиции защиты интересов рабочего класса, интересов трудового народа, интересов победы социализма и коммунизма… Массовые репрессии сталинских лет были трагедией для народа и партии, а не для Сталина. Для него это было главным средством узурпации и сохранения абсолютной власти» («Неделя», № 7, 1989 г.).
«Чудовищные преступления» - Ваш вымысел, а не слова Хрущева. Не говорил Хрущев и о массовых репрессиях как средстве узурпации и сохранения абсолютной власти Сталиным. Придумали Вы все это. Во время нашей дискуссии во Дворце культуры Киевского политехнического института Вам было бы предложено назвать конкретные «самые чудовищные преступления» Сталина, подтверждающие их доказательства и имена его жертв.
Теперь уже можно признаться, что, готовясь к нашей дискуссии, я «расследовал» сфабрикованное Вами дело об одном из «самых чудовищных преступлений», совершенном Сталиным в отношении видных государственных деятелей, стоявших на его пути «узурпации и сохранения абсолютной власти».
В опубликованной в третьем номере «Военно-исторического журнала» за 1989 г. статье «О смерти М.В. Фрунзе и Ф.Э. Дзержинского» Вы оскорбили память этих выдающихся государственных деятелей Советского Союза и обвинили Сталина в причастности к их смерти: «Неожиданная смерть М.В. Фрунзе в 1925 г. и Ф.Э. Дзержинского в 1926 г. изменила расстановку сил в партийном руководстве, несомненно усилив позиции Сталина, сумевшего в 1925-1926 гг. взять под личный контроль также руководство Красной Армией и ОГПУ, что было бы невозможно при Фрунзе и Дзержинском».
Из партийных и иных документов, не оспариваемых даже неразоружившимися диссидентами, известно, что Фрунзе и Дзержинский никогда не выступали против Сталина, а, напротив, вместе с ним и всей партией боролись с троцкистскими и иными оппозиционерами, выступавшими против социалистического строительства в СССР. Поэтому их смерть не могла в чем-либо усилить позиции Сталина и изменить в его пользу расстановку сил в партийном руководстве. Сталин высоко ценил деловые и положительные качества Фрунзе и Дзержинского, выдвигал их на ответственные должности в государстве.
В марте 1924 г. Фрунзе был выдвинут на пост заместителя председателя Реввоенсовета СССР и заместителя народного комиссара по военным и морским делам, а с апреля 1924 г. на него возлагаются, кроме того, обязанности начальника Штаба Рабоче-Крестьянской Красной Армии и начальника Военной академии, которой было присвоено его имя. В январе 1925 г. Фрунзе был утвержден председателем Реввоенсовета СССР и народным комиссаром по военным и морским делам, а в феврале 1925 г. - членом Совета труда и обороны СССР. На этих ответственных должностях Фрунзе проводил большую работу по укреплению советских Вооруженных Сил и обороноспособности страны.