Мне бы очень хотелось, чтобы соблюдались какие-то границы. Я прошу прощения у верующих читателей, если я оскорбила их религиозные чувства. Но я уверена, что превращение религиозной системы в набор ритуалов, выражений, примет, процесс ее расползания и размывания в обществе, утрата первоначальной идеи и широкое распространение самых простых и увлекательных ее фрагментов -процесс, неприятный не только для атеистов, спотыкающихся о религию в самых неподходящих местах, но и для верующих, спотыкающихся о пренебрежительное отношение к их ложно понятой религии в обществе. Я не против того, чтобы у людей была религия. Я против представления о том, что все попадают в рай стройными рядами — как бы внятно они ни выражали при жизни свое нежелание туда попадать.
О нормальной жизни в науке
Ревекка Фрумкина
В поучительных размышлениях Леонида Костюкова о том, что такое .сегодня «нормальная жизнь», по крайней мере в большом городе, www.polit.ru/analytics/2009/11/07/normalnayazhizn.html , был упомянут мой заочный собеседник Саша — молодой лингвист, который сейчас учится в Университете Гонолулу. Саша не без грусти написал мне, что он едва ли будет стремиться вернуться в российскую провинцию, где он с трудом зарабатывал на хлеб и уж никак не мог заниматься наукой.
Процитирую Костюкова: «Поэтому сетования аспиранта-лингвиста на то, что в России его занятия лингвистикой не востребованы, а на Гавайях востребованы, не представляются мне (повторяю, из Москвы) абсолютно корректными. Моя философия на этот счет очень примитивна. Есть дело, которым ты занимаешься 100% для своего удовольствия в свободное время. Это может быть лингвистика, или писание стихов, или коллекционирование бутылочных крышек».
Простите, но для своего удовольствия в свободное время наукой можно было заниматься во времена Грегора Менделя. Впрочем Леонид Костюков кончал мехмат МГУ, так что не мне ему объяснять, чем серьезные занятия наукой отличаются от писания стихов или коллекционирования бутылочных крышек.
В современном мире социум, где занятия наукой как таковой последовательно рассматриваются как частное дело отдельного лица, попросту обречен. Другое дело, что бедный социум не может поддерживать любые научные исследования и потому при разумной политике вынужден делать это выборочно: скажем, в свое время Индия декларировала так называемую политику точечной поддержки науки — тогда это была математика, и в частности математическая статистика (уточнения со стороны историков науки приветствуются).
Заметьте, что я говорю о социуме, а не о государстве, поскольку в развитых странах финансирование науки во многом — дело частных лиц. Меж тем, «наш человек в Гонолулу» тоже прочитал статью Л. Костюкова. Вот что он написал мне в частном письме (публикуется с его разрешения):
«...меня, честно говоря, возмутила такая постановка вопроса (и дело здесь вовсе не во мне). Автор утверждает, что если тебе нравится заниматься лингвистикой, то в чем же дело? Занимайся этим в свое свободное время за свой счет. Но дело в том, что для меня лингвистика — это не хобби, это моя работа и жизнь, это мой образ жизни. Мне, например, нравится путешествовать, однако же я не требую финансировать мое увлечение. Я за это плачу сам. В случае с лингвистикой это моя работа, и за работу должны платить соответственно: должны быть условия исполнять эту работу качественно, т.е. литература, программное обеспечение, лаборатория и т.д. У нас же [далее автор пишет о своей работе в провинциальных российских вузах. — Р.Ф.] очень часто выезжали на энтузиазме простых людей: на моей кафедре (на первом месте работы) постоянно собирали деньги на что-то: на бумагу для принтера, на картридж ксерокса/принтера, на чайник для кафедры и даже на мыло в туалет (!).