А.Л. Тахтаджян похоронен на Армянском участке Смоленского кладбища в Санкт-Петербурге.
(обратно)
О боге Одине и стеариновой свечке
Лев Клейн
Моя рецензия (весьма, кстати, критическая) на книгу Никонова «Опиум для народа» вызвала залп откликов, вероятно, задев многих за живое. Одни солидаризировались, другие же посчитали свои чувства оскорбленными. Выставки атеистической направленности они считают кощунственными и недопустимыми, указания на бесчинства религиозных фанатиков — оскорблениями. Именно на этих откликах есть смысл остановиться.
Все они упрекают меня в отсутствии толерантности («надо бы помолчать!», как выразился один из прежних моих оппонентов), хотя сами они не молчат, Христову поучению отнюдь не следуют и, восприняв аргументы как удар, вторую щеку подставлять не собираются.
Доцент филологии из Московского университета Анна Архангельская считает, что, вопреки древней пословице, из споров рождается не истина, а кровопролития и войны. Она забыла добавить, что слишком часто это были споры религий и войны религиозные. Вообще странно выглядит университетский преподаватель, отстаивающий веру в современные чудеса (снисхождение Благодатного огня, мироточение икон и т. п.), когда даже многие церкви от этих фокусов отказались. Архангельская возмущается гномами, не верящими в сказки, и повторяет призыв Христа «Будьте как дети». Хорошо было бы человечество, если бы последовало этому призыву буквально! Возможный результат описан в романе Голдинга «Повелитель мух».
Особенно ее возмутило мое замечание о том, что атеисты могли бы претендовать на участие в совете конфессий (как бы он ни назывался): атеизм как бы приравнивается к вере в сверхъестественное. Но дело в том, что это единственные советы, в которых граждане представлены по своему отношению к сверхъестественному и по интересам, связанным с ним. А тут у атеистов, несомненно, есть свои интересы, и они не защищены.
Заключает свой отклик Архангельская заглавной максимой, что «борцы с верой уходят и приходят», а вера остается. Как раз нет! На протяжении истории мы наблюдаем, как религия постоянно отступает, а наука наступает. Религии пришлось отказаться от многих догм. Наука тоже заменяет свои положения, но — другими положениями науки, а религии приходится заменять их научными положениями. Еще несколько веков назад подавляющей массой людей были верующие, а ныне в ведущих странах мира большинство составляют агностики и атеисты.
Статья другого филолога, тоже кандидата наук, Дмитрия Бака, проректора РГГУ, повергает в полное недоумение. Отсутствие аргументов этот оппонент заменяет всплеском эмоций и резкостью оценок. Во-первых, он обвиняет меня в нетерпимости, догматизме и даже экстремизме (!). Вот-вот в суд подаст. Атеизм для него — одна из разновидностей религиозных воззрений, а религия — связанность человека со «сверхсущностным началом». Да говорите уж прямо: не «сверхсущностным», а сверхъестественным. И давайте оставим софистические выкрутасы: атеизм — не религиозная догма, а свобода от догм.
Во-вторых, этот ученый отстаивает необходимость сосуществования атеистических и религиозных воззрений: мол, атеистам религия нужна как поле недоумений и притяжения. С такой логикой можно доказывать и необходимость сосуществования химии с алхимией, астрономии с астрологией, науки с лженаукой.
В-третьих, мои взгляды этот оппонент окрестил «наиболее отсталыми, несовременными и давно опровергнутыми . наукой». Он противопоставляет им «великую книгу» Арона Гуревича, в которой речь идет о боге Одине, «центре мировоззрения человека скандинавского Средневековья»: если этого бога вынуть, все разрушится. Я не стану цитировать письма моего покойного друга Арона Яковлевича, из которых следует, что он был другого мнения о моих взглядах. В конце концов это его личное мнение. Но далее у моего оппонента следует шедевр логики, с которым А.Я. Гуревич ничего общего не имеет: «Если бог Один не существовал, то это не значит, что его нет для того, кто в него верил, а это значит, что он есть». И заключает эту софистику неподражаемый по заносчивой самоуверенности пассаж: «Это дважды два, господин Клейн, что всегда равно четырем, а не стеариновой свечке, как это у вас получается!». Вполне очевидно, что стеариновая свечка получается как раз у проректора, ставит ли он ее богу Одину, «центру мировоззрения человека скандинавского Средневековья», или православному Вседержителю.