Число студентов в РФ удвоилось за последние 10 лет, а количество преподавателей увеличилось на 21%. Для престижных вузов Запада типичное соотношение числа преподавателей к числу студентов — 1:1. Для отечественных вузов оно колеблется вблизи 1:10.
Весной 2007 г. депутаты Думы рассматривали закон «Об освобождении от обложения налогом на имущество и земельным налогом научных организаций». В отличие от церкви и тюрем, для науки действующее законодательство эти льготы не предусматривало. Закон был провален. Конституционное большинство, как это часто практикуется при прохождении проектов, не поддерживаемых правящей партией, просто не стало голосовать.
Шанхайский рейтинг — несколько более благоприятный для российских вузов, но и он говорит об ослаблении позиций отечественного образования.
РФ сместилась с 7–8-го места по научной продуктивности на 9-е (пропустив вперед КНР) и с 15-го на 17-е место по цитируемости (в мировом научном потоке РФ — 3,7 %, а КНР — 5 %).
Доля публикаций по социально-гуманитарным наукам в мировом корпусе составляет 11%. Доля здесь РФ — 3,4, США — 50 %.
Один из наиболее авторитетных исследователей советской и российской науки Л. Грэхем предпринял анализ последствий перестройки и состояния науки в России после 1991 г. По его мнению, «экономический кризис 1990-х годов подвел российскую науку к гибели ближе, чем политические репрессии сталинских времен». Если страны «Большой семерки» тратят на развитие науки 500 млрд долл. в год, то ныне РФ — максимум 1,5 млрд. Как известно, несмотря на экономический кризис, президент США Б. Обама вдвое увеличил ассигнования на фундаментальную науку.
Несмотря на наметившийся скромный рост отечественной экономики, каких-либо существенных прорывов в финансировании науки и высшего образования, а стало быть — в положении ученых и преподавателей, в обозримом будущем (пять, а то и десять лет) ожидать не приходится. В связи с этим проблема сохранения научного потенциала приобретает особую остроту. Естественное старение научных кадров, отток ученых и преподавателей (занимающихся научными исследованиями) в другие сферы деятельности, резкое снижение престижности научных и педагогических профессий ей придает статус проблемы, предопределяющей будущее России как высокоразвитой страны, входящей (или хотя бы претендующей на вхождение) в «золотой миллиард» человечества.
В настоящее время о России можно говорить лишь как о развивающемся государстве, и потенциал её развития в направлении создания постиндустриального общества всецело определяется состоянием и перспективами развития научных и образовательных структур, которые только и способны изменить структуру формирования внутреннего национального продукта — сократить сырьевую составляющую и увеличить составляющую, формируемую продуктами, полученными в результате применения высоких технологий.
Как можно (и должно!) не только сохранять и развивать научный потенциал до того счастливого момента, когда стратегия государственной политики в отношении науки изменится на всемерную и — не побоюсь этого слова — щедрую поддержку? Какие принципы должны быть заложены в фундамент формирования политики России в области науки и технологий? Какая стратегия представляется не просто оптимальной, а выигрышной? Наконец, какие конкретно организационные формы поддержки и развития научных исследований соответствуют этой стратегии? Думается, предлагаемая ниже стратегия будет подходить не только к российским реалиям, но и ко всем развивающимся странам, которые склонны финансировать науку и образование по остаточному принципу.
Два альтернативных подхода к формированию стратегии развития общественных структур
В истории социальной мысли явно или неявно соперничали два подхода. Один исходил из примата «целого» над «частным», а другой наоборот ставил на «частное» и обусловливал успех «целого» успехом развития его элементов («частного»). Первый подход можно условно назвать социальным реализмом, второй — социальным номинализмом. Социальный реализм, представленный наиболее рельефно, например, именами Г.В.Ф. Гегеля и К. Маркса («человек — это совокупность всех общественных отношений»), предполагал, что развитие общественного организма и его элементов (человека, отдельных социальных групп) определяется целым — абсолютной идеей (Гегель) или борьбой классов (Маркс). При этом диалектика преобразования «класса в себе» в «класс для себя» порождала на практике пренебрежение к человеческой жизни, насилие над личностью, оправдание трагедии отдельного человека светлым будущим человечества. Здесь можно говорить о социальном утопизме, который находит питательную почву в концептуальном арсенале социального реализма.