Ревекка Фрумкина
Человек я неконформный. Не «из принципа», а как-то так получилось. Возможно, именно поэтому я не очень ценю споры об искусстве: если я чувствую, что мои оценки кардинально расходятся с позициями собеседника, я предпочитаю помолчать и слушать аргументы другой стороны. А о том, чего я не знаю, я не высказываюсь. Так что ради обретения собственного мнения о сериале «Школа» пришлось включить телевизор, который я более года использовала только как «приставку» к плееру. Я посмотрела полторы серии — и мне этого хватило.
Содержание споров об этом фильме почему-то сводится к не к обсуждению кино, а к тому, таковы ли и в самом деле наша школа и наши дети. Меня это крайне удивило. Все же кино — это искусство, а искусство — даже документалистика — в принципе не может претендовать на роль зеркала. Итак, смотрим кино, претендующее на категорию «художественный фильм».
«Школа» поражает прежде всего «грязью» - не в метафорическом смысле, а в буквальном. Впечатление, что весь фильм снят через непромытый объектив. По сравнению с тем, как в «Школе» переданы цвет, фактура, как выстроен кадр, как двигаются персонажи, средний советский фильм, снятый на шосткинской пленке в далекие 70-е и с тех пор еще и потертый, кажется прямо-таки образцовым хотя бы по качеству изображения. Так что не говорите мне про «Догму», где каждый миллиметр, каждый ракурс и каждая секунда просчитаны. Кстати, до «Догмы» было еще cinema-verite — на мой вкус, несравненно более плодотворный проект.
Сериал, как известно, предполагает сюжет. Сюжета в «Школе» я не обнаружила вообще: даже в пределах короткого эпизода драка или скандал начинается раньше, чем зритель успевает сообразить, почему тут подрались, а вон те ребята начали орать и швырять что попало и куда попало.
Школьники преимущественно кричат и «обзываются»; взрослые — учителя и родители — произносят какие-то стереотипные фразы, в которых трудно усмотреть смысл. В большинстве случаев речь персонажей сводится к восклицаниям и клише, которые крайне неумело имитируют усредненный молодежный и учительский жаргон. Того, что в кино принято называть «диалог» — а ведь есть специалисты по диалогам, — в «Школе» просто нет.
Учителя постоянно общаются с учениками по такой схеме: «Семенова! Ты почему не ...(вставьте что угодно)? Садись! Два!»
Дело не в том, что так не бывает: в самой худшей школе, когда учитель срывается и дает подростку подзатыльник, остатками помутненного разума осознавая, что так и под суд пойти можно (ибо случаются действия и похуже подзатыльника), он знает — отметка здесь ни при чем. Более вероятно услышать любые угрозы и даже мат — как бы это ни было ужасно, но такова, увы, естественная реакция в подобном конфликте, — кстати, реакция обеих сторон.
Плохие школы есть во всем мире, о чем мы много лет назад читали в повести Бел Кауфман «Вверх по лестнице, ведущей вниз». И тут я не могу написать, что «Школа» — наш фильм о плохой школе или фильм о типичной нашей школе и т.п.
Я вообще не обнаружила фильма. Я увидела чисто любительские экзерсисы на невнятную тему.
И тогда я решила почитать, что пишет о фильме мой добрый знакомый Ян Левченко, известный исследователь и знаток, тонкий специалист по истории кино. (См. www.chaskor.ru/article/klient_sozrel_14514).
В его статье «Клиент созрел» с редакционным (?) подзаголовком «Странно, что «Телевизор.doc» не появился раньше. Снова долго запрягали» Левченко справедливо отметил, что эстетика «Школы» восходит к «дремучему радикализму» проекта «Кинотеатре»: «Это был нишевый проект, ориентированный на очень специальную тусовку, хотя в основе его лежали вполне демократичные принципы. Люди в зале видят на экране ровно таких же людей, узнают знакомое, радуются узнаванию и не парятся касательно эстетичности состоявшегося события. <...>. «Действительное» кино так и просилось в телевизор, как представляется сейчас (задним числом все, поди, умные)».
И далее автор продолжает: «В профессиональной журналистике быстрого реагирования уже высказывалась здравая мысль, что у Германики (Ура! теперь ее имя у всех на слуху. — РФ) в ближайшем будущем — непочатый край работы. Сериалы про вуз, банк (скорее государственный, чем частный), больницу, воинскую часть, милицию, тюрьму, Госдуму».
А далее у Левченко — блестящая кода: еще лучше, если разумный начальник Константин Эрнст даст соответствующие задания другим талантливым людям и на экране получится масштабная версия «Живого журнала»: «Хоть какая-то польза, правда?»